Робинзонада Яшки Страмболя

На этой вышке — скважина: буровики брали воду с низких горизонтов. Наши ребята бегали туда с ведрами за водой.

В полдень началось страшное. Суховей дул не переставая. Огонь охватил поля западнее от дороги.

Прискакал верхом вчерашний дядька, прокричал:

— Надеюсь на вас, ребята! Подбросить бы вам сюда людей, да некого! Вся степь горит, будь она проклята!

В полдень огонь дошел до нас. Пшеница горела с треском, жарко. Ветер подхватывал рои легких искр и нес их над землей. Каждый из нас натянул на себя все, что взял. Искры забирались в рукава, за воротники. Легкие, как пушинки, искры неслись через полосу. Мы метались вдоль края поля и хлестали ветками маленькие пожары, тушили фуфайками, мешками — всем, что приготовили. Огонь крался через дорогу пушистыми лисами. Вспыхнула вышка, стоявшая в пшенице слева от дороги.

Там, где пшеница занялась как следует, вырывать стебли руками бесполезно. Помогли ведра, захваченные с собой Шпаковскими, и два бачка из-под бензина, обнаруженные на четвертой вышке.

У насоса на скважине старался Витька Мальцев. С выпученными глазами, тяжело ухая, он изо всей силы налегал на рычаг. Подбежали Яшка и Шутя. Ведра я роздал самым расторопным. Яшке не дал. Яшка и Шутя бросились помогать Витьке.

Я подхватил полное ведро и помчал обратно. Пробегая мимо вагончика, услышал гудок: радиотелефон! Я поднял трубку.

— Четвертая буровая, отвечайте, бурмастер у вас? Четвертая буровая, отвечайте!

— Бурмастера нет! — закричал я.

— Четвертая буровая, отвечайте! — кричал злой, невнятный от хрипоты голос. — Четвертая буровая! Четвертая буровая! С третьей буровой не захватили ящик с кернами. Четвертая буровая, вы слышите меня?

Наконец я догадался нажать рычажок на трубке и повторил:

— Бурмастера нет! — и вернул рычажок в положение «прием»..

— А ты кто?

Я перекинул рычажок.

— Мы — ребята из поселка, на пожар приехали.

— Так вот! Отбери самых надежных пацанов, пусть ящики с образцами керна вытащат! Вышка-то еще не горит? Понял? Самых надежных!

— Ладно! Отберем самых надежных! — прокричал я.

За моей спиной оказались Яшка, Шутя и Витька Мальцев.

— Я пойду! — Яшка стал лихорадочно снимать рубашку, потом сунул ее в ведро, выжал, стал обматывать голову.

— Пойду я. Горит ведь буровая! — Шутя сунул в ведро с водой свою рубашку.

Яшка опустил руки. Намоченная рубашка шлепнулась с головы на пол вагончика. Я поднял ее.

Шутя сказал:

— Димка, со мной пойдешь ты! — и, продолжая выкручивать свою рубашку, добавил: — Рви, Димка, свою рубаху. Будет вместо рукавиц.

— С тобой пойдет Яшка! — ответил я так, чтобы Шутя понял: я верю — Яшка не подведет.

Я знал: Яшке во что бы то ни стало надо было поверить!

Шутя быстро сунул рубашку Витьке.

— На, обматывайся! — и взглянул на меня: как ты, дескать, не понимаешь? Это же Страмболя! А там серьезное дело.

— Пойдет Яшка! — закричал я. — Скорее! — и подтолкнул Яшку.

Мы побежали к дороге. Я нес ведро, поэтому отстал.

Шутя вслед за Яшкой бросился через дорогу в мохнатое, черное, с золотой россыпью искр пожарище.

…Шутя и Яшка вытащили из огня все ящики с керном, которые стоили огромных денег. Вышка рухнула у нас на глазах.

ЗЕМЛЯ БАРСА-КЕЛЬМЕС [3]

ЗА КОНЯ — ПОЛКОРОЛЕВСТВА

На повороте балки ткнулся в высыпку гальки, ослабевшие ноги разъехались, я повалился навзничь и остался лежать. Гладкий камень жег щеку. Из-под кепки выкатилась горячая горошина пота, сбежала по виску, остановилась в уголке губ. Во рту посолонело. Галечник был крупный, окатанный, странного цвета; встречалась галька кварца и обломки гравелита. Одна галечка попалась любопытной формы — витая окаменевшая ракушка. Я повертел ее в пальцах.

Рядом торчал угол мощной плиты желто-серого песчаника. Я уперся ногой, подтянулся — голова оказалась в тени плиты.

Отставшие братья Шпаковские и Яшка не появлялись.

Я снял ботинок, дотянулся до лежавшего поодаль остроугольного обломка плиты, заколотил гвоздь. Обломок был не тяжел. Сунул его в нагрудный карман: проклятый гвоздь вылезет через час ходьбы.

Чего ребята застряли? Солнце слепит. Глаза воспалены, больно шевелить веками. Я рад отдыху. Спиной оперся на рюкзак, лежать удобно и невыразимо приятно. Ноют уставшие ноги, тянет в дрему.

Я с усилием открыл глаза. На склоне, полосатом от дорожек степного пожара, сидел хорек, глазенки — бусинки.

Братья Шпаковские и Яшка застряли в противоположном углу балки. Что могло случиться? Ребята они выносливые.

Хорек сидел как завороженный и меня рассматривал. Я подобрал гальку в форме витой ракушки и швырнул в зверька. Хорек не пошевелился.

Надо идти дальше, а ноги не слушаются. «Ну ты, слабак! Раз-два!» Качнулась кривая линия увалов, пронзительно стрельнуло в затылке. Зажмурился, выждал, покуда не перестанут мельтешить в глазах красно-сине-зеленые кружки. Это от утомления, от жары и ничего хорошего не обещает, если не отлежаться в тени. Станешь вялым, как осенний дождевой червяк. А до дороги многие километры.

Хорек оставался сидеть чучелом из кабинета зоологии. Видать, впервые видит человека.