Маш понятия не имел, как на это реагировать, поэтому просто потянулся к ней и обнял так осторожно, что девушка поневоле рассмеялась. У кобыл деликатных положений не бывает. Но такой счастливой он ещё Флету не видел.
Однако она ещё не закончила.
— Сие будет утешением тебе в разлуке. Но как было бы замечательно, если бы расставаться не пришлось.
— Придумать бы что-нибудь, — согласился Маш. — Чтобы спасти оба мира и остаться вместе.
— Верно. И самим растить нашего жеребёнка.
— Который, возможно, станет величайшим из единорогов.
— Или величайшим из людей.
— Он возьмёт лучшее от нас: способность превращаться и творить магию.
— Флаш, Адепт-единорог! — воскликнула она.
Почему бы и нет?
— Почему бы порождению нас обоих и не быть кем-то особенным?
— И мы построим дом, поскольку, боюсь, Табун его не примет.
— А можно и замок. Теперь я адепт и способен создавать любые предметы. Наш сын достоин лучшего.
— Владения Ровота, — с улыбкой кивнула девушка.
Она говорила не совсем всерьёз, так что Маш поцеловал её снова. Каким бы ни был исход этого раунда, они разделят его на двоих.
Настал день первого сета. Теперь, наконец, Маш узнал, каким образом они организовали настольный теннис между измерениями. Как и раньше, двойники пересекутся, одновременно встав по одну сторону стола. Каждый будет играть за себя. Но мяч, вместо того, чтобы проникать сквозь несуществующий занавес, будет пролетать через имитирующую его сетку к симуляции другого игрока на противоположном конце стола.
Машу будет казаться, что там стоит Бэйн с ракеткой в руке, пребывающий в его собственном механическом теле, но, скорее всего, это будет предоставленный Коричневой голем. Самостоятельно играть тот не сможет, но движения Бэйна скопирует добросовестно.
Но шарик не мог физически перескакивать между мирами. Что же предстоит отбивать голему?
Может, это и незначительная деталь, но Машу хотелось бы знать, поскольку информация способна была повлиять на его отношение к игре — а значит, и на саму игру. Он не желал спрашивать в открытую, что, осознал юноша, было глупо; он быстро адаптировался к поведению живых людей, проводя всё больше времени в теле одного из них. Живые испытывали боль — не только физическую, но и душевную, и относились гораздо осторожней к вещам, о которых мало знали, нежели машины. Теперь Маш был куда более чувствительным, чем когда-либо на Протоне, и ему нравилось верить, что это преимущество. Поэтому он предпочитал понять, обитаемо ли осиное гнездо, не влезая туда рукой, и проникнуть в замыслы оппонента без того, чтобы выставить себя идиотом. Таким образом он оттачивал новую грань своей личности, более присущую живым существам, чем роботам: хитрость.
Он подошёл к Флете, чтобы обнять её ещё раз.
— Это голем? — прошептал он девушке на ухо.
Её ухо дёрнулось. Она сохраняла некоторые лошадиные привычки, даже становясь человеком!
— Нет, у него нет запаха, — отозвалась она. — Сие — призрак.
— Спасибо. — Значит, всё это, и мяч, и другой игрок, были просто голограммами, выстроенными на основе проходящей через него же информации. Взятые из Книги Магии чары Труля вполне были на это способны; в действительности Маш при необходимости и сам сумел бы сотворить нечто подобное.
— Больше тебе от меня ничего не нужно? — подняла бровь Флета.
Ой.
— Остального на глазах у других не попросишь, — ответил он, незаметно ущипнув её за ягодицу.
Флета фыркнула, но выглядела удовлетворённой.
Маш вернулся к столу и взял ракетку — ту самую, с которой начинал играть ещё месяц назад. В первом сете ракетки должны были соответствовать указанным правилами стандартам, то есть — никаких различий. Идея первой игры заключалась в том, чтобы увидеть способности игроков.
— Давай сначала поупражняемся, — предложил он.
— Верно, — не стал возражать Бэйн. — Странная обстановка.
Внезапно Маш ощутил острый приступ сожаления. Жаль, что они не могут просто быть друзьями, а вместо этого вынуждены сражаться. Общаться они могли и без иллюзий, которых сейчас не избежать. Возможно, после окончания турнира, всё изменится к лучшему.
Он поднял шарик и послал его за сетку, специально держа ракетку в левой руке, чтобы не придавать ему вращения. Тот стукнулся о его половину стола и перескочил через сетку. Маш знал, что именно в этой точке мяч и стал иллюзорным, с помощью магии превращённым в видение, в то время как на Протоне Игровой Компьютер сам отправил шарик с той же скоростью и под тем же углом, что он летел на Фазе. На Протоне голограммой был Маш, казавшийся, несмотря на это, таким же реальным, как и Бэйн — здесь. Сколько сложностей для имитации обычной игры.
Бэйн вернул шарик с показной лёгкостью. Тот снова миновал сеть. Мерцал ли он в точке перемены? Уверенности в этом Маш не испытывал. В любом случае, он не должен отвлекаться на работу системы; сегодня он обязан выложиться на полную. Если задаваться посторонними вопросами наподобие, как юноша вообще мог свободно двигаться, не утрачивая контакта со своим двойником, он начнёт сбиваться! Сколько из его собственных движений тоже были частью иллюзии?