Он был сухой, смуглый, угрюмый, лет сорока с хвостиком, красивый, как бывает красив толедский клинок, и весьма сдержанный, но за сдержанностью таился скверный нрав: Денворт терпеть не мог, когда ему перечили. Несколько лет назад он взял в жены миловидную пухленькую вдову, выглядевшую беспомощной, но оказавшуюся на диво смышленой – настолько, что план Денворта прибрать к рукам изобильное состояние Агаты Денворт и уйти на покой, увы, не увенчался успехом. В его случае предложенная и принятая любовь обернулась ненавистью, но муж и жена искусно скрывали истинные чувства под маской так называемой цивилизованности. Денворт, чьи надежды пошли прахом, загадочно поводил бровями и получал садистское удовольствие, доставляя супруге всяческие неудобства; Агата же цепко держалась за свои деньги и временами плакала, но исключительно в одиночестве, ибо ее слезы предназначались не Денворту: она оплакивала лопнувший мыльный пузырь, по ошибке принятый ею за реальность.
Денворт видел в ней паучиху, страстно желавшую пожрать своего паука, но на деле все обстояло иначе. Гордость и унижение закалили Агату; впервые в жизни она обрела твердость характера и теперь желала, чтобы ее не презирали, но ненавидели. Через несколько месяцев после свадьбы стала очевидной неприятная истина: интеллектуал и сноб, Денворт смотрел на жену с холодным презрением и видел в ней узкоспециальный инструмент, изготовленный для его ловких рук.
Дабы не уронить достоинства, Агата выделила мужу сумму, достаточную для покупки партнерства в страховой компании «Колумб», но акций у Денворта (прекрасно осознававшего мудрость трюизма «довольствуйся малым», но не любившего применять его на практике) было маловато: ни о каком контрольном пакете речь, разумеется, не шла.
Итак, сорокачетырехлетний Эдгар Денворт был женат на женщине, которую ненавидел, без интереса трудился на номинальной должности в компании «Колумб» и страстно любил Майру Валентайн – актрису и светскую львицу столь гламурную, что она способна была потягаться с ярчайшими звездами Голливуда.
В ответ на его любовь Майра лишь смеялась.
Уже несколько месяцев в душе Денворта бушевал форменный пожар. Его лицо с высокими индейскими скулами и бледно-голубыми глазами совершенно ничего не выражало, когда он (в отлично сидящем твидовом костюме, выбранном с продуманной небрежностью) шагал по Платан-авеню: в тот судьбоносный день Четвертую улицу, по которой Денворт обычно ходил от офиса к бару «Синий вепрь», взялись ремонтировать. Поэтому Денворт свернул на тенистую зеленую Платан-авеню со множеством магазинчиков и высоких многоквартирных зданий. Настроение у него было неважное.
И не без причины. Сегодня в конторе голосовали по вопросу развития бизнеса, и Денворта переиграли его консервативные партнеры. Майра Валентайн заглядывала, чтобы указать в своем полисе нового бенефициария, и обращалась к Денворту с оскорбительной холодностью. Наконец он превысил банковский кредит, и пришлось просить денег у Агаты. Да, она глазом не моргнув выписала чек, но… Ну ее к черту!
Выхода не было. Смерть Агаты ничего не изменит (разве что к худшему), ибо Денворт унаследует лишь малую часть ее состояния. Он знал, что написано в завещании. А развод – ну уж нет! Развестись – значит выйти за пределы цитадели Агатиного богатства. В трудной ситуации жена всегда выписывала чек, а в последнее время Эдгар Денворт не вылезал из трудных ситуаций. Его инвестиции оказались столь необдуманными, что не приносили никакой прибыли.
Неприятности поджидали буквально на каждом шагу, и он оскорбился до глубины души, когда затянутое тучами небо перестало сдерживать себя и пролилось тяжелым дождем. Стиснув тонкие губы, Денворт нырнул в ближайшее укрытие, под навес магазинчика, где продавались
Он зажег сигарету и стал высматривать такси. Не судьба. На улице почти не было машин, и Денворт обратил внимание на зеленую вывеску над дверью. Ее трепал ветер, с нее капал дождь, она имела форму щита, а надпись под причудливой золоченой короной гласила: «По королевскому назначению – Е. К. В. Оберон».
Любопытно!
Денворт заглянул в витрину, где (на первый взгляд) был выложен ассортимент самой диковинной бижутерии. На скромных размеров табличке красовалась загадочная надпись:
НИЧТО НЕ ПРОДАЕТСЯ