«Робот-зазнайка» и другие фантастические истории

Конечно, он сознавал, что семьи наверняка строят собственные планы. В прошлый раз они действовали тайно, терпеливо дожидаясь возможности нанести неотразимый удар, и в результате все замыслы Сэма пошли прахом. На этот раз будет по-другому.

Блейза для Сэма отыскал Щипач.

Получив сообщение, Сэм безотлагательно отправился в тесную, смрадную берлогу Щипача в трущобах башни Делавэр. Старик покоился в объятиях «оранжевого дьявола». В течение нескольких минут он обращался к Сэму, называя его именем Клану, и невнятно рассказывал о давних преступлениях, которых не помнил даже Сэм.

Сэм дал Щипачу выпить, и наркотический туман рассеялся, огромная туша приподнялась на постели, хихикая и чихая.

– Кстати, о Харкере, сынок. Я достал адрес. – Щипач вручил Сэму бумажку.

Сэм устремился к двери.

– Минутку, сынок! Не спеши. Куда ты собрался?

– К Блейзу.

– Тебе к нему не попасть. Квартал охраняется.

– Проберусь!

– На это уйдет шесть недель. Придется отыскать кого-нибудь, кто берет на лапу. Необходимо завербовать там как минимум одного «крота». А потом нужно будет как-то выбраться оттуда. И еще…

– Ладно, ладно, я понял. Ты можешь все устроить?

– Я могу попытаться.

– Начинай. Сколько времени потребуется? Я не могу ждать полтора месяца. Уложишься в три недели? – Сэм замолчал, прерванный громовым, все усиливающимся смехом, отчего одеяло заходило волнами, как при землетрясении.

– Забудь, малыш. Все уже готово.

Сэм удивленно посмотрел на Щипача. Тот захлебывался смехом.

– Старческие руки еще не утратили ловкости, сынок. Не думай, что дельце было простым, но оно обтяпано. Подними-ка вон ту шторку и выключи свет. А теперь смотри.

На дальней стене тускло засветился квадрат. По нему двигались тени, искаженные неровной поверхностью. Демонстрировался фильм, снятый шпионской камерой, очевидно, укрепленной на поясе человека, который двигался с непостоянной скоростью.

В первые секунды камера смотрела на железную решетку, стоящую очень близко к объективу. В кадре возникли ноги в белых брюках, брусья решетки разошлись, и тотчас появилась парковая дорожка с фонтанами по бокам. Вероятно, это был один из дворцов бессмертных.

Было нечто опасливое, нервозное в движениях камеры, в том, как резко она поворачивалась из стороны в сторону – человек снимал то, что его окружало. Дважды экран темнел на несколько секунд – должно быть, человек был вынужден прятаться за дверью или гардиной. Куда дольше он передвигался по коридорам – скрытно, короткими перебежками.

Вдруг скорость увеличилась – человек побежал со всех ног. Стены качались вверх-вниз, резко надвигались на поворотах. Экран стал почти черен, но Сэм все же понял, что очередной коридор ведет вниз. Стеклянные стенки кабины лифта. Опять коридоры. И снова бег.

Человек остановился перед очередной решетчатой дверью – узорчатой, с толстыми брусьями. Брусья увеличились, потеряли четкость, исчезли – камеру просунули в решетку.

И эта сцена, самая важная, промелькнула стремительно. Сэм успел мельком увидеть пышное убранство комнаты. В ней находились трое. Похоже, двое боролись с третьим.

Вдруг камера пошла вбок, да так резко, что изображение затряслось. В кадре появился верх стены, край потолка; затем – близко к объективу – лицо со свирепой гримасой. Затем поднятая рука; в ней что-то сверкнуло.

Квадрат побелел, проектор шумно потрещал и выключился.

Показ возобновился, но не с того момента, на котором был прерван. Объектив вновь приближался к расплывающимся прутьям решетки, на этот раз очень медленно. Еще медленней, как в кошмарном сне, позволяющем изучить все до малейшей детали, в кадре возникла комната. Вся обстановка в ней была мягкой, без острых углов; стены на высоту человеческого роста обиты изящно простеганным бархатом. Ковер глубоко проминался под ногами людей.

Человек, который сопротивлялся, был высок, строен, тонкокостен, с красивой формой головы. Даже его дерганые движения не были лишены удивительной грациозности. Различить черты лица было сложно, потому что на нем часто сменяли друг друга свирепые гримасы. Глаза были закачены так, что исчезли зрачки, из прокушенных губ текла кровь.

Двое противников старались надеть на него смирительную рубашку.

Мало-помалу они одерживали верх. Все происходило до того заторможенно, что казалось сценой, исполняемой в точно рассчитанном ритме, балетом, лишенным самомалейшей спонтанности. Высокий бил себя по бокам связанными руками, запрокидывал голову, исторгая дикий беззвучный смех. Этот смех вдруг сменился яростным ревом. Высокий обманул противников: ринулся вбок и увлек одного из них за собой; оба рухнули. Второй склонился над буяном, но тут сцена заходила ходуном, а в следующий миг пленка кончилась.

– Это Блейз Харкер, – произнес в наступившем молчании Щипач. – Дай-ка выпить, сынок. Хлебни и сам – вижу, тебе это нужно.

– Так что решайте, – говорил Сэм тысячам зрителей. – Дайте нам кориум, на который мы имеем право, или вам несдобровать. Время торга и уговоров закончилось. Это ультиматум. Каков же будет ваш ответ, Харкер?