Испепеляя его гневным взглядом, Домбровская раздраженно сказала:
― Вижу, вас забавляет эта ситуация.
Добродеев помрачнел.
― Забавляет? Ничуть. Я испытываю ужас почти всю мою жизнь. С двенадцати лет, если быть точным. Каждый день с момента, когда я узнал правду, я живу в страхе, подобный которому ни один человек не может представить. Каждый день я встаю с постели, помня о том, что я такое и кому принадлежит моя жизнь. Я забываю об этом только ночью, когда проваливаюсь в сон. И доза снотворного с годами только растет.
Домбровская подавлено молчала. Потом она тихо спросила:
― И что же, вы не думали о самоубийстве?
― Самоубийство?! Бог мой, да вы ничего не поняли! Едва я покончу с собой, как окажусь в сборочном цеху, в их полной власти! Я и здесь в их власти. Будучи живым, я могу хотя бы забыть об этом на время, отвлечь себя чем-нибудь. А там, за барьером смерти, истина встретит меня в неприглядно откровенном виде. Наш мир иллюзорен. Их ― реален. Нет ничего хуже реальности, поверьте старику.
Он помолчал немного и сказал:
― Я страшусь жизни и еще более ― смерти. Черт его знает, какой должна быть выигрышная стратегия в нашей ситуации. Думаю, для нас, людей, ее нет.
― Но вы ведь нашли для себя какой-то выход? ― упорствовала Домбровская. ― Я не знаю, веру или что-то такое? Что помогает вам жить все эти годы?
― Я просто привык. Очень страшно ― когда испытываешь физиологический ужас, до тошноты ― было только первые лет двадцать. Потом привыкаешь, и становится просто страшно.
Президент поежилась. Ей тоже было страшно, но ее переполняли вопросы, ответить на которые мог только сидящий перед ней старик ― калека, ученый и легализованный убийца.
― Зачем мы им нужны?
― Неизвестно. Раньше думали, что они используют нас как инструмент для извлечения неведомой нам выгоды. Потом люди поняли, что они вне нашего мира, поэтому не нуждаются ни в чем здесь. Одно время даже считали, что они утилизируют в свою пользу эмоциональные всплески при войнах и массовых человеческих страданиях. Потом от этой идеи отказались. Им ничего от нас не нужно в том значении, какое мы придаем слову "нужда".
― Они что, развлекаются с нами? Мы ― что-то вроде их аквариумных рыбок?
― Была и такая гипотеза, но от нее тоже отказались. Слишком человеческий мотив.
― Что же, черт побери, я должна об этом думать?
Академик пожал плечами.
― Не знаю, чем вам помочь. Разве что могу поделиться последней концепцией.
― Поделитесь, уж будьте так добры, ― съязвила президент.
Академик не обратил внимания на ее тон.
― Некоторые мои коллеги считают, что Хозяева ― не конечная инстанция. За ними, возможно, стоит что-то еще, абсолютно непостижимое, чему они служат орудием, как мы им. А уж то, что стоит за ними, возможно, извлекает из нас какую-то пользу. Но это лишь очередная теория. Сколько их уже было, не счесть...
― О-о... ― простонала Домбровская. ― Я не понимаю! У меня голова болит от всего этого.
― Не переживайте. Философское отделение РАН тоже не в силах этого понять. А мы занимаемся темой не одно поколение.
― Мало мне проблем с китайцами, а тут еще вы свалились на мою голову... Я жалею, что узнала о вас!
― О китайцах не беспокойтесь.
― Не беспокойтесь? Они отняли у меня пол-страны, а вы ― не беспокойтесь?!
― Вы проиграли ход, но не партию. Китая скоро не будет, время на вашей стороне. Западный мир разберет Китай на части.
― Звучит как фантастика! Пока ситуация складывается так, что не будет нас.
― Дело именно в фантастике. Однажды я слушал аудиолекцию о современной китайской культуре. Очень интересно, я почти ничего о ней не знал. Больше всего меня поразило, что в Китае не пишут научную фантастику. Совсем. Она просто отсутствует как жанр.
― Причем тут это? ― недоуменно спросила Домбровская. ― Как фантастика связана с исчезновением Китая?
― Страна, не имеющая своей фантастики, не имеет будущего.
Президент фыркнула.
― Зря не верите, ― сказал Добродеев. ― История множества стран подтверждает мое наблюдение. Может быть, Россия до сих пор цела, потому что у нас еще создают фантастику. Пускай и ужасного качества.
― Кстати, о множестве стран... В вашей папке есть все, кроме практических рекомендаций. Что мне теперь делать? Что делают президенты других стран? И почему нет научного сотрудничества в этой сфере? Это же общая проблема!
При слове "сотрудничество" академик посмотрел на нее, как на душевнобольную.
― Здесь каждый сам за себя. Лидеры стран пытаются уловить, чего желают Хозяева, чтобы подстроиться и получить преимущество над конкурентами. Тех, кто преуспеет в этом, ждет успех во всем: в политике, в бизнесе, в войне. А что еще нам остается? Мы возвращаемся во времена, когда люди соревновались за лучшее понимание воли высших сил в надежде на поощрение. Грядет возвращение Древних Богов.
― Это я понимаю, ― нетерпеливо сказала президент. ― Но где конкретные рекомендации? Что мне делать с этим?
― Вам нужны заклинания? ― спросил академик с кривой усмешкой. ― Хотите договориться с демонами?
― Не помешало бы. Новый председатель Китая, похоже, как-то сумел...
Добродеев небрежно отмахнулся.