Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61

— Тебе стало мало практически монополии на УЗИ-исследования? Ты там навербовал себе этих несчастных лохушек, у детей которых в лучшем случае будет растяжение паравертебральных артерий — и соответствующих ситуаций, а в худшем — детский церебральный паралич во всём его многообразии? Что-то новое?.. А старое ты забыл? Работы Ратнера. И потом. Какого ты полез с этим мудацким «новым», не поставив в известность начмеда?!

И тут вдруг Скумбриевича прорвало. Он вскочил и, бегая по кабинету, стал вопить о том, что именно он сразу же заслуживал места заведующего патологией. Или хотя бы обсервацией. А полезли люди со стороны — непрозрачный намёк на Родина. И молодые любовницы людей со стороны, — ещё более непрозрачный намёк на Оксану Анатольевну.

Сергей Станиславович неожиданно успокоился. Всё как всегда. Всё по местам. Обиды и обидки. Желание просочиться наверх. Просочиться, проскочить, перепрыгнуть. Не работой. Не ежедневным тяжёлым трудом. Не заботой о… Но не по детским головам же! Ни в коем случае не по детским головам!

Если прежде он собирался всего лишь как следует вздрючить Анатолия Витальевича. Объявить ему выговор. Запретить любые эксперименты. То теперь, во время этой истеричной песни ущемлённого самолюбия, у него в голове образовалось совершенно холодное, абсолютно рассудочное решение: Виталий Анатольевич Андриевич попросту не имеет права заведовать отделением. Он не признаёт ошибок. Не учится на них. Он только ждёт следующей лазейки. Он в целом не в теме. Андриевич, с трудом выполнявший самое обыкновенное стандартное безопасное в целом кесарево — и вдруг экспериментатор!.. И Родин написал докладную на имя главного врача. Как раз во время концерта Анатолия Витальевича. Не особо прислушиваясь. С какого-то момента.

И сам отнёс эту бумагу в кабинет к Татьяне Георгиевне Мальцевой.

«Своих» было приказано… Пардон, испрошено. Разве можно было приказывать Людмиле Прокофьевне? Своих было испрошено пропускать в любое время. Так что Родин понуро миновал секретаря главврача, механически кивнув. Хотя она прожигала его взглядом поверх очков. У Мальцевой был посетитель. Впрочем, уговор дороже денег. Сказано: в любое время — отлично! Вот оно — любое время.

Родин толкнул тяжёлую дверь, зашёл… Татьяна Георгиевна пила кофе со смешливым посетителем, в мягком уголке у журнального столика. Они оба смеялись. Посетитель был в цивильном. Вроде как знакомое лицо. А, возможно, просто все казахи похожи друг на друга. Вроде как знакомый незнакомец даже приветливо кивнул. Может, просто воспитанный. Родин кивнул в ответ. Улыбка сегодня не очень получалась.

— Заходите! Заходите, Сергей Станиславович! Присаживайтесь к нам! — Радушно пригласила Мальцева. — Чай? Кофе?

— Татьяна Георгиевна, извините, что я вас отвлёк. Я не знал, что у вас… Я вот, собственно.

Родин протянул Мальцевой докладную. Она пробежала. Посмотрела на Сергея Станиславовича. И представила ему казаха.

— Знакомьтесь, Сергей Станиславович. Ерлан Даниярович Байжанов. Новый заведующий отделением патологии беременности. Ерлан Даниярович — Родин, Сергей Станиславович.

Мужчины пожали друг другу руки. Причём казах не переставал сиять, как пасхальное яйцо.

— Да мы, собственно, знакомы с Сергеем Станиславовичем.

Точно! Родин вспомнил! Они учились в одном медицинском вузе! Только казах на несколько курсов старше!

Ерлан всё не отпускал руку Родина.

— Я-то, понятно, ничем не примечательный казахский паренёк. А таких рыжих, как Сергей Станиславович — считанные единицы у нас. Разве, в Ирландии… Да первый актёр всея института!

— А вы были ленинским степендиатом! — Вдруг вспомнил Родин. — И всегда хотели стать акушером-гинекологом.

— И не только хотел. Но, как видите, стал. Долгое время работал на клинической базе Казанской академии последипломного образования. Хотя я казах, а не татарин, — рассмеялся Ерлан Даниярович.

— Вы лично знакомы с Александром Юрьевичем Ратнером?! — Воскликнул Сергей Станиславович.

— Был. Был знаком. Светлая ему память. Мало того — имею честь считать себя в некотором роде его учеником. Он был руководителем моей кандидатской и консультантом моей докторской. Мои работы были на стыке специальностей. Акушерство-гинекология и неонатология. Перинатология. Но такой науки официально ещё не было. Соответственно — у диссертаций два шифра…

Не дожидаясь окончания речи, Сергей Станиславович бросился на Ерлана Данияровича с объятиями. Да так, что тот несколько опешил.

— Вот видите, как горячо приветствует вас наш начмед по акушерству и гинекологии! — Рассмеялась Татьяна Георгиевна. — А вы боялись, что вас не примет коллектив, опасались сложностей ассимиляции… Ну всё, всё!

Мальцева мягко оторвала Родина от Байжанова. Усадила в кресло. Налила кофе. Подала, подмигнув:

— Неужели ты думал, что я не искала заведующего отделением патологии беременности?

Затем обратилась к казаху: