Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

— Удивительная, непрошибаемая наглость! — резко обернулась Марго. — Вы вызываете моё искреннее восхищение! Даже лохующие рожающих на дому — хотя бы что-то делают! А тут протухшая баба принимает меня в клоповнике, аб-со-лют-но ничего не делает, но хочет денег!

— Да, вы потратили моё время!

— Что?! Ах ты курва! — перешла на повышенные тона Маргарита Андреевна. — Ах ты ж дрянь нечистоплотная! Да даже если бы у тебя была лицензия и кассовый аппарат — так хрен бы ты от меня денег добилась за такие, прости господи, «услуги»! Деньги?! А в налоговую на тебя, сука, не стукануть?! А участковому телегу не накатать?! Проживаешь наверняка не по договору, а баш на баш, знаем мы вас, таких прошмандовок.

Дверью съёмной развалюхи Маргарита Андреевна хлопнула от души. И ещё долго не могла успокоиться, шла к машине и громко возмущалась:

— Нет, надо же, какая наглость! Ни стыда ни совести!

Но, как это ни удивительно, визит к «психологу» помог. Помог вспомнить, что она сама, Маргарита Андреевна Шрамко, надо — железная леди. А надо — так и базарная баба. И лошадь, и бык, и мужик. И в силах справиться с великовозрастной дочуркой. Обязана. Святой долг! И перед собой. И перед Светкой. Ещё не поздно человеком стать!.. Не нравится? Твои проблемы. Денег высылать буду. Захочешь — приедешь к нам. Не захочешь — поплачу, но переживу.

Джон заваливал письмами, звонил по нескольку раз в день. Кое-как общаться они уже могли. Собственно, особых слов и не надо было. Скучаю, люблю, выходи-за-меня-замуж! Маргарита Андреевна собрала уже все бумаги, но отчего-то медлила…

Старая подруга набрала воздуха, как перед глубоким погружением.

— Таня, а теперь уже и медлить не очень могу, потому что…

— Да чего тут медлить! — перебила Мальцева. Завопила, вклинившись в крохотную паузу. Благо, была глубокая ночь и кабинет начмеда, находящийся в тиши административного крыла за дубовой дверью, гарантировал надёжную звукоизоляцию. — Если я когда-нибудь буду писать памятку для баб «про любовь» и как отличить её от всего остального, она будет начинаться так: «Есть один-единственный признак того, что он вас не любит: он на вас не женится!»

Маргарита Андреевна открыла было рот, но Татьяна Георгиевна властно оборвала её жестом, вскочила, закурила и нервно заходила взад-вперёд по кабинету, очевидно войдя в роль:

— Вот только не надо уже! Я слышу, как шуршат крылья и уже вылетают из вас гневные отповеди. Ерунда! Один-единственный признак того, что мужчина вас не любит: он на вас не женится! Всё! Уже можете заткнуться и есть своё «он женат», «у него дети», «у него обстоятельства», «он гражданин Марса» в одиночестве! И даже регулярно демонстрируемое желание жениться — не есть любовь. Потому что, демонстрируя желание жениться, он на вас не женится!

— Это ты о своём, что ли? — обрела голос поражённая внезапной горячностью подруги Маргарита Андреевна. — О Сёминых пожизненных «демонстрациях желания»?

— Да. И об этом тоже.

— Но ты же сама за него замуж не шла.

— Именно! — взмахнула Мальцева тлеющей сигаретой в опасной близости от собственного лица. — Не шла, потому что не люблю!.. Я не люблю Панина! Совершенно! — остановилась она внезапно и резко. — Он — прекрасный самец. Потрясающий образчик. В постели и в жизни. И отец потрясающий. Но я не люблю его! А он — не любит меня! Он всю жизнь любил не меня, а свою любовь ко мне! Как я сама не догадалась?! Не только не догадалась, но, когда мне об этом говорил Святогорский, я ещё и не поверила! И долго кричала на него, что мужику не пристало лясы об чужую койку точить… А это была совершеннейшая правда! И вот венцом за свою надрывную любовь к своей любви ко мне Сёма получил Мусю. То есть думает, что получил. Он не понимает, что Муся — другой человек. Не мой. И не его. Она наша дочь, но это ничего не значит для жизни самой Муси, кроме того, что на старте у неё хорошие, небедные, заботливые няньки и, хорошо бы, друзья в будущем. И более это не значит ничего!

Маргарита с опаской смотрела на подругу.

— Тебя с чего вдруг так прорвало? Накопилось?

— Да пойми ты! — Мальцева с яростью затушила бычок в пепельнице. — Не у меня накопилось! У всего мира накопилось! Тут нет никакого «своего» или «не своего». Это как закон всемирного тяготения — одинаково для всех. Незнание закона всемирного тяготения не освобождает незнающих от всемирного тяготения. Гравитационное поле любви таково, что любящие обязаны жениться безо всяких «если» и «когда». И твой Джонни тебя любит! Не выйдешь за него замуж — будешь дура! Ты его любишь?

— Да! — выдохнула Марго.

— Тогда, не выйдя замуж за него, ты будешь не только дура, но и преступница! Любовь так редко даётся людям! Реже, чем выиграть миллион долларов. Куда реже!

— Та-а-ань, — как-то жалостливо протянула давняя подруга.

— М-м? — вяло откликнулась Мальцева, выдохшаяся не столько от внезапной красноречивой тирады, сколько от навалившейся всей ясностью осознания правды: она не любит Панина.

— Я беременна.

— Да ты что! — ахнула Мальцева. — Я тебя поздравляю!