Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Наконец оператор сам расставил всё своё немудрёное оборудование, пообещав Оксане (с которой они неожиданно сдружились, потому что он явно неодобрительно относился и к ассистентам, что к своим, что к редакционным, и к тощей корреспонденточке), что пыли — точнее, разводов от попытки её стереть — на экране видно не будет. Родин намотал на шею шарфик, воткнулся в кресло и переменил несколько поз «в объектив», нисколько последнего не стесняясь. Оператор выразил своё одобрение и восхищение. Родин скромно умолчал о том, где он приобрёл подобные навыки[69]. Два бронеюноши мрачно стояли, ничего не делая, а после и вовсе удалились на кухню пить кофе. Оказалось, что при съёмочной группе есть ещё и шофёр! Узнав об этом, Оксана немедленно затребовала его в дом. Человеку очень даже может быть пи-пи охота. И кофию откушать. Он, в отличие от двух совершенно непонятных молодых людей, таки работал — рулил.

— То есть, вот вы двое, шофёр, оператор, корреспондент — пятеро! Пять человек заняты в деле, с которым совершенно спокойно справился бы один оператор! Потому что корреспондент ваша — это ой!

Корреспондент действительно была «ой!», тут с Поцелуевой не поспоришь.

— Эммм… Уммм… — Немного пожевав, помэкав, поукав и покрутив в руках мятые бумажки, корреспондент бодро начала: — С вами передача «Хроники советского сбыта», и сегодня с нами заведующий отделением репродукции патологии…

— Простите! — прервал Родин, засияв своими яркими глазками и став ещё более рыжим. Потому что сердиться на подобное — неконструктивно. Да и вообще он человек очень весёлый и заводной. — Я — заведующий отделением патологии беременности. Врач акушер-гинеколог. И да, я действительно занимаюсь репродуктивными технологиями. Но репродукцией патологии заведую всё-таки не я. А, полагаю, непосредственно сам Господь Бог. Или его бывший любимый ангел.

Оператор хмыкнул.

Кое-как, с третьего или четвёртого раза корреспонденточке удалось выговорить должности Родина. Ещё несколько фальстартов пришлось на отчество Станиславович. Никак оно не удавалось тощей многодетной матери. А Родин с оператором уже от всей души превращали запись в старый добрый капустник. На взрывы хохота прискакала Оксана, оба бронеподростка и даже шофёр.

— Ёлки! — сказала Засоскина, некоторое время понаблюдав происходящее. — Когда я была маленькой и хотела стать всеми сразу, в том числе — корреспондентом, я полагала, что все они разговаривают, как дикторы советского телевидения. Предлагаю вам тему следующей передачи «Дикторы в СССР». Можно развить тему кровавых репрессий за жевание каши и дефекты «фикции», ГУЛАГ — за неумение справиться с элементарной артикуляционной задачкой, подвалы КГБ — за мэканье и уканье, заполняющие паузы.

— Ага! — подхватил Родин. — И в конце радостно рассказать, что теперь на свободном российском телевидении можно работать через пень колоду, ссылаться на троих детей, разговаривать как с… пусть будет ложкой! — как с ложкой во рту. И понятия не иметь, что перед тобой за клоун! Я даже и сценарий могу прописать. Незадорого. За зарплату ассистента редактора ассистента!

Казалось, они говорят достаточно зло. Но это было не так. Они откровенно веселились. Когда Поцелуева и Родин были вместе в нерабочее время — это была беспрерывная клоунада, которой они заражали пространство. Даже попрекаемая горе-корреспонденточка — и та невольно хихикала. Над чем смеётесь…

— Ну, всё, всё! Давайте продолжим! — утёр слёзы Родин. — Хотелось бы не совсем профукать эту субботу. Не будь я православный еврей!

— Кто вы?! — вытаращила глаза корреспондент.

— Жид крещёный! — ляпнул Родин и первый же прыснул.

На подавление эпидемии смешинки пришлось потратить некоторое время. Когда семеро человек слаженно хохочут — это вам не ерунду с надутыми щеками в мир нести.

Кое-как всё наладили. И поведение. И даже сбитый одним из ненужных оператору помощников осветитель. Родин перемотал шарфик более залихватски, закинул ножку на ножку и уставился в объектив с самым заумно-серьёзно-озабоченным выражением лица.

— Сергей Ста-а-а-а-а…

— Ниславович! — хором выкрикнули все устроившиеся на диванчике. Даже шофёр.

— О’кей! — взял на себя режиссёрские функции Родин. — Раз вам никак не даётся моё многотрудное отчество — и это, заметьте, я ещё не Феофанович, не Сигизмундович, а всего лишь Станиславович. Хотя, как я уже успел заметить, вас валит наповал именно что «вович». Вович, вович. Ну, бог с ним. Хотя это далеко не Карл у Клары украл кораллы.

— А Клара, в свою очередь, — поддакнул оператор, — у Карла украла кларнет!

— На дворе — трава, на траве — дрова! — солидно и аккуратно отозвался шофёр.