Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

— Да-да, спасибо, коллеги! — вскочивший Родин прошёлся взад-вперёд по гостиной, в углу которой у Оксаны было подобие кабинета. Рабочий стол, окружённый книжными полками, от пола до потолка набитыми специальной профильной литературой. Оксана Анатольевна происходила из врачебной династии. Так что издания были солидные. А таковой уютный уголок ей создал один из транзитных любовников, которого она не успела сделать мужем очередной порядковый номер, потому что как раз на горизонте воссиял солнечный Сергей Станиславович. — Ирина! — обратился он к корреспонденточке. — Называйте меня Сергей. Бог с ним, с отчеством. Как сказал бы один наш друг, именитость — то есть право называться не только по имени, но и по отчеству — ещё надо заслужить. И тут же выдал бы долгую историческую справку. Что-нибудь вроде… — Родин моментально преобразился в Аркадия Петровича Святогорского, хотя это было сложно, учитывая, насколько разные у них были внешности. Но тем не менее сейчас перед Оксаной стоял именно что анестезиолог-реаниматолог и в его обыкновенной манере вещал: — Казна хронически пустовала. Великий государь Михаил Фёдорович — первый Романов на русском престоле — вынужден был просить денег у подданных. И богатые солепромышленники Строгановы пожаловали ему три тысячи рублей — шальные по тем временам бабки — и стали «именитыми людьми»![70]

— А вы не хотели бы стать ведущим? — вдруг спросил оператор.

— Я и так ведущий. Я — ведущий репродуктолог Сергей! Вот. Наша дорогая корреспондент так и может ко мне обращаться. Просто — Сергей. Боюсь, что «репродуктолог» отправляется в лексическое небытие вслед за трудным для Ирины «Станиславовичем».

Снова наладили мизансцену, только Родин ножки переменил и узел шарфа на другую сторону перетянул.

— Сергей, расскажите, пожалуйста, об ЭКО в СССР.

— Рассказать об ЭКО в СССР я вам не смогу. Потому что СССР уже давным-давно нет. Я могу рассказать вам об ЭКО прямо здесь, сидя на этом стуле где-то в Москве. Которая, в свою очередь, уже давно — столица Российской Федерации, а вовсе не Союза Советских Социалистических Республик. И вот непосредственно отсюда, из нашего с вами времени, я вам честно расскажу об ЭКО сорока— и тридцатилетней давности! Или, если хотите, об ЭКО конца восемнадцатого века? Я нисколько не шучу! В тысяча семьсот восьмидесятом году аббат Спаланцани проводил опыты экстракорпорального оплодотворения — или, как он их называл, «непорочного зачатия». Не на людях, а на животных. Есть и отечественные пионеры. В конце девятнадцатого века Илья Иванов таким образом пытался помогать уже людям. И надо понимать: каждое экстракорпоральное оплодотворение — искусственное, но не каждое искусственное оплодотворение — экстракорпоральное. Потому что при экстракорпоральном оплодотворении эмбрион формируется вне тела матери. “In vitro”. В стекле. В пробирке. А все сообразительные родоначальники метода всего лишь переносили сперму самца во влагалище самки…

— Это неполиткорректно! — прервала корреспонденточка Родина.

— Почему «полит»? — удивился Сергей Станиславович. — И совсем уж неправомерно «некорректно». Потому что упомянутый мною аббат проводил свои эксперименты именно что на животных.

— И всё-таки наши зрители хотели бы узнать об ЭКО в… времён СССР!

— Да вы небезнадежны, Ирина! — радостно воскликнул рыжий доктор, всплеснув руками. — Рассказываю: в феврале тысяча девятьсот восемьдесят шестого года в стране, которая называлась Союз Советских Социалистических Республик, родился первый ребёнок, спроектированный с помощью экстракорпорального оплодотворения. Девочка. Сейчас она уже взрослая. И у неё есть ребёнок, зачатый самым обыкновенным библейским способом. — Родин демонстративно замолчал.

— Эээ… — начала было корреспондент. — И как же ЭКО в СССР развивалось?

— Никак. СССР скоро перестал существовать. Развалился. А ЭКО — до СССР, во время СССР и после СССР развивалось по положенным морфическими полями законам.

— Это как?! — удивился оператор.

— Это так: если на одном острове, очень далеко отстоящем от другого острова, обезьяна взяла в руки палку-копалку, то очень скоро на другом острове, очень далеко отстоящем от одного острова, обезьяна непременно возьмёт в руки палку и станет ею копать. Если в пещере на Алтае гоминид зажарил кусок мяса на огне, то и в пещере Анд гоминид зажарил кусок мяса на огне. Или: если у Людовика Тринадцатого появились гренадеры-штурмовики, значит, очень скоро они появятся у Петра Первого. Или: если есть Лос-Аламос, то обязательно будет Семипалатинск. Просто два последних примера люди относили за счёт шпионажа и научно-технического прогресса. Но это — наслоение. Макияж. На самом деле у мира есть свой собственный единый план развития. Которому люди постоянно мешают.

— Но как-то же ЭКО развивалось в СССР? — жалобно попыталась настоять тощая девочка-корреспондент.