Родичи

За первым ударом последовал второй, а далее подошел Бала и добавил от себя в ухо, которое тотчас набрякло кровью.

— Что хотите?! — завопил Ягердышка, понимая, что может скончаться от побоев.

— Что хотим?! — захохотал Кола. — Смерти твоей!

— А что у тебя есть? — поинтересовался Бала. — Душу продашь?

— Нет, — испуганно ответил Ягердышка. — А вот Spearmint готов отдать весь, без остатка!

— Чего это? — спросил Кола.

— А это наподобие нашей смолы! Жевать можно. Только вкуснее! Американская!..

— Покажь! — протянул руку Кола.

— Вот. — Ягердышка вложил в ладонь Кола пластинку жвачки, а когда тот поднес ее ко рту, предупредил: — Развернуть надо! Бумажку не едят!

— Сам знаю!

Кола принялся жевать, и уже через мгновение его продырявленное лицо приняло благостное выражение.

— И много ее у тебя?

Ягердышка порылся в карманах и вытащил из них все, давеча подаренное американцами. Набралось пластинок двадцать.

— Вот! — протянул чукча.

— За эту кучку хочешь жизнь купить? — поинтересовался Кола, впрочем, незлобно.

— Покоя хочу, — признался Ягердышка.

— Хочешь покоя… — задумался каннибал и выдал свое решение: — Будет тебе покой. Раз в три дня станем приходить, а ты белую смолу приготавливай! Ровно такую же кучку! Не наберешь, пеняй на себя, бить будем!

— Согласен, — кивнул головой Ягердышка, хотя не знал, где сыщет такое богатство. Но три дня покоя!..

На том и порешили. Братья в сей же миг забыли о чукче и стали растворяться в пространстве, но со скандалом меж собой. Бала требовал законной доли. Последнее, что увидел Ягердышка, — как Кола съездил по физиономии Бала. Далее братья растворились окончательно, как сахар в чае.

Впервые за многие месяцы Ягердышка спокойно заснул.

Во сне он чувствовал какое-то смутное беспокойство, то чум ему снился родной, то Укля, а то вдруг светило в лицо огромным серебряным шаром Полярной звезды, которую, казалось, можно есть. Ягердышка даже поклацал челюстями, пытаясь откусить от мечты, но звезда вдруг исчезла, и во сне чукча заплакал…

— Чего плачешь? — раздался громкий голос над самым ухом.

Ягердышка открыл мокрые глаза и увидел перед собою толстого эскимоса в черном костюме и галстуке-удавке, с нависшим над узлом кадыком.

— Чего плачешь? — повторил эскимос, сняв с головы бейсболку. — Или не понимаешь по-эскимосски?

Ягердышка лежал с открытым ртом и думал о том, что старик Бердан не обманул его и в Америке живут богатые эскимосы. А этот, наверное, очень богатый — жирный и надменный!

— По-русскы понымаешь?

— И по-русскы, и по-эскимосски понымаю! — ответил счастливый Ягердышка.

Он сел в кровати и зачарованно уставился на жирного, как полярный гусь, гостя.

— А дразнытца не надо! — обиделся толстяк. — Я адвокат твой. Будем подавать прошение об политыческим убежище!

— Ты лучше по-эскимосски говори! — предложил Ягердышка. — Язык я этот знаю!

— Ты чукча? — поинтересовался адвокат, почесав кадык.

— Ага.

— Как звать?

— Ягердышка.

— Откуда язык эскимосов знаешь?

— Так я… Жена у меня эскимоска!.. А тебя как зовут?

— Меня зовут мистер Тромсе.

— Тромсе?! — удивленно воскликнул Ягердышка. — У нас так в стойбище шамана звали. Тромсе.

Толстяк еще раз оглядел Ягердышку и поинтересовался, кто его жена. Ягердышка ответил, что зовут ее Уклей, что взял ее вдовой.

— А что с Кола?

Далее чукча поведал о судьбе братьев Кола и Бала и только после рассказа понял, что жирный эскимос каким-то образом знает этих персонажей.

— Ты наш, что ли? — спросил Ягердышка.

— Я не ваш! — отчеканил адвокат. — Я — американец! Я отец шамана Тромсе!

— Неужели?! — воскликнул Ягердышка и бросился на грудь эскимоса.

Сие обильное проявление нежных чувств не обрадовало адвоката Тромсе, он оттолкнул Ягердышку на кровать и поинтересовался, жив ли еще старик Бердан.

— Жив-жив! — радостно уверил чукча. Я его щокуром кормил. Старый только…

— Будем подавать на политическое убежище! — повторил эскимос.

— А что это?

— Тебе этого знать не надо. Хочешь жить в Америке?

— Очень! — признался Ягердышка.

— Тогда меня слушать будешь! Слушать будешь во всем. Понял?

— Ага.

Более адвокат Тромсе не задержался и ушел по-деловому.

Вот это поворот, радовался Ягердышка. Надо же, в такой большой стране встретить родственника… Почти родственника… Не зря написано: неисповедимы пути Господни!

Поскольку делать было нечего, Ягердышка прилег на кровать и стал мечтать о том, что он станет таким же толстым и богатым, как адвокат Тромсе; как выпишет на новое место жительства жену Уклю, а родителям пошлет подарок… Какой подарок, он еще не придумал, а потому стал вспоминать о своем мишке, надеясь, что цивилизованные американцы не съедят зверя!

А потом чукча заснул…

И проспал он восемь часов.

И ничего не снилось ему в этот раз.

А разбудил его адвокат Тромсе, больно тряся за плечо.

— В суд идем! — предупредил. А когда испугавшийся Ягердышка стал оправдываться, что ничего противозаконного не совершал, жирный эскимос пояснил: — На политическое убежище подавать станем.

Он усадил Ягердышку в свежевымытый «Кадиллак», отчего чукча чуть не впал в столбняк, а когда добрались до здания суда, на его лице блуждала глупая улыбка.