Родичи

Глядя на своего клиента, Тромсе вспомнил, как тридцать лет назад сам пересек Берингов пролив на утлой лодчонке, оставив на Родине брюхатую жену и двух оленей. Тогда он искренне верил, что заберет родственников, как только сможет, но Америка таила в себе столько соблазнов, что все его помыслы отложились до сего дня.

Ягердышка то и дело пытался потерять сознание лишь от одного взгляда на какой-нибудь многоэтажный дом, но жирный эскимос возвращал его в реальность болезненным щипком за ляжку.

Адвокат Тромсе втащил Ягердышку по лестнице в здание суда, в котором, глядя на мраморные колонны, чукча стал слегка выть, за что получил подзатыльник.

— Хочешь хорошо жить? — поинтересовался обозленный эскимос.

Ягердышка кивнул.

— Тогда возьми себя в руки и молчи!

На этих словах дверь в зал судебных заседаний открылась, и они вошли в огромное помещение с множеством пустых кресел. Лишь на возвышении, в центре огромного стола, сидела обезьяна, точно такая же, какую Ягердышка видел по телевизору в военкомате. Обезьяна была одета в толстые очки, белый парик и черное пальто. В руках она держала деревянный молоток.

Самое удивительное, что жирный эскимос поклонился обезьяне, а та, в свою очередь, блеснула белыми зубами.

Тромсе что-то заговорил по-английски, а Ягердышка принялся дергать адвоката за рукав, пытаясь узнать, зачем адвокат разговаривает с обезьяной. Эскимос незаметно отбивался, говорил все громче, но из английской речи чукча понимал единственное слово — «Yagerdishka».

Подзащитный не оставлял своих попыток вразумить глупого эскимоса, дергал его за рукав настойчивее, так что чуть не порвал материю.

И вдруг произошло самое неожиданное. Обезьяна заговорила! Впрочем, она произнесла всего два слова:

— Translate, please!

— Политического убежиша прошу для тебя! — злобно зашептал жирный эскимос. — Говорю, что над тобой в России издевались, спаивали и преследовали за защиту малочисленных народов!

— Это же неправда! — удивился Ягердышка. — Мне даже в армии разрешили не служить!

— Так-так! — потер ладони адвокат и сообщил на английском, что его доверителю было отказано защищать свою бывшую Родину!

Обезьяна покачала головой, удрученная речами Тромсе, а также видом избитой физиономии представителя малых народов, и ударила деревянным молотком. Сразу же после этого жирный эскимос утащил Ягердышку из зала судебных заседаний и сказал, что у того есть два часа свободного времени.

— А кто это был?

— Как кто? — не понял Тромсе.

— Ну, эта… — Ягердышка замялся. — Ну, обезьяна. В тот же миг на лицо Тромсе накатило кровью, и он зашептал Ягердышке в самое ухо, что это не обезьяна, а старейшая судья штата Аляска.

— Ты что, никогда негров не видел?

И тут Ягердышка вспомнил, что в школе про негров проходили, но поскольку учебников не было, то и наглядных пособий не имелось вовсе. «Так вот какие они, негры», — покачал головой чукча, и ему стало стыдно за то, что он пожилую женщину спутал с обезьяной. А она просто негр!

— Ты надоел мне! — заявил жирный Тромсе, утирая с шеи пот. — У тебя есть свободное время, у меня дела, так что через два часа приходи!

— А куда идти? — поинтересовался Ягердышка. — И где мой медведь?

— Иди в музей! — распорядился адвокат. — Напротив суда этнографический музей. Там бесплатно! А медведя тебе отдадут, кому он нужен! — и исчез, войдя в какую-то маленькую дверку.

И Ягердышка отправился в музей. На входе он поклонился седому негру и был пропущен безо всяких церемоний.

То, что увидел чукча в первом зале американского музея, ничуть его не тронуло и не заинтересовало. Под толстыми стеклами помещались экспонаты, которые чукча использовал в своей жизни повседневно. Гарпуны, костяные ножи, унты, всякая другая одежда воображение не воспаляли.

Во втором зале Ягердышка немного удивился. Как смогли затолкать в стеклянные ящики всяких моржей, тюленей и собачью упряжку вместе с нартами?.. И зачем?..

Думать об этом чукча не стал, а прошел в третий, последний зал, в котором находился лишь один экспонат.

В стеклянном ящике помещался человек Ягердышкиного телосложения, в такой же одежде, как и чукча, с физиономией, как две капли воды похожей на Ягердышку, так что он сначала принял ящик за большое зеркало, которому скорчил рожу. Но изображение не ответило на хулиганство, а оставалось хранящим серьез.

И только тут Ягердышка понял, что это тоже музейный экспонат.

Его чрезвычайно потрясло то, что живого человека засунули под стекло, и он сидит перед потухшим костром как дурак, а еще более тронуло удивительное сходство экспонируемого с ним самим. Воображение Ягердышки тотчас нарисовало картину похищения его новорожденного брата и насильственное помещение под стеклянный колпак.

Ах, вот ты какая, Америка!

Но здесь чукча вспомнил, что родители никогда не говорили о брате-близнеце, и тут все окончательно смещалось в его голове. Он приблизился к стеклянному шкафу и, роняя слезы, заговорил:

— Эй, брат! Ты что здесь делаешь? Наверное, родители просто не сказали мне о брате, не хотели волновать!.. Как же ты в ящике-то?..