Родимая сторонка

— Нету! — взволнованно и звонко крикнул кто-то.

— У меня есть, — поднял руку Савел Иванович. — Уж больно долго что-то, Елизар Никитич, ты к партии шел. Еще когда мы колхозы зачинали, хотел ты, помню я, заявление подавать да с той поры так и не собрался…

— Могу ответить! — с сердцем и обидой поднял голову Кузовлев. — Ведь сам ты, Савел Иванович, меня от партии отвел. Дескать, жена у меня — кулацкая дочка и что ежели хочу я в партии быть, то разойтись должон с ней, а стало быть, и сына бросить. Надолго ты меня обидел тогда. Из-за того не стал я в партию подавать. Должон я сказать вам, дорогие товарищи, что ко мне вечор тесть приехал из высылки. Кулак бывший, то есть Кузьма Матвеич Бесов, всем вам известный. Принял я его к себе, потому как считаю безвредным сейчас. Пусть у меня живет. Не знаю я, Савел Иванович, может, это и сейчас препятствует для вступления моего в партию?

Приняли Кузовлева в партию единогласно, только Савел Иванович поднял за него руку не сразу.

Растерянно тиская пальцами шапку, Елизар Никитич сказал негромко:

— Спасибо… товарищи коммунисты!

И вышел вон с непокрытой головой…

Давно закрылась дверь за ним, а по собранию все еще гулял свежий ветер оживления. Но тут Федор Зорин, сгоняя нехотя улыбку с лица, звякнул о графин железной линейкой.

— Должны мы по второму пункту повестки заслушать товарища Боева. Пусть расскажет, о чем будет колхозному собранию докладывать. А также обсудим после этого, как нам с председателем быть: старого ли оставим или нового будем выдвигать.

Покосившись на Зорина с сердитым недоумением, Савел Иванович пошел к столу. Стал спокойно раскладывать перед собой бумаги, протирать очки…

Разом утих говор и шум. Стало слышно даже, как постукивают ходики на стене.

И пока Савел Иванович читал свой доклад, ни единым словом не перебил его никто, не кашлянул никто, стулом никто не скрипнул.

И после того как сел на место, густой тучей продолжала висеть над собранием тишина.

Чуя в ней грозу и веселея от предстоящей драки, Роман Иванович испытующе оглядел курьевских коммунистов, спрашивая их мысленно:

«А ну, хватит ли у вас храбрости самодержавие в колхозе свергнуть?»

На призывы Зорина выступать в прениях не поднималась ни одна рука. Кто сидел в угрюмом раздумье, опустив голову, кто безучастно отвернулся в сторону, кто прятал опасливо глаза. И только Савел Иванович, вытирая отсыревшую лысину и приглаживая рыжий пух вокруг головы, уверенно поглядывал кругом.

«Подмял он вас всех под себя!» — ругал и корил мысленно курьевских коммунистов Роман Иванович.

Стыдясь, видно, за трусость собрания и сознавая свою вину в этом, Зорин зло тряхнул темно-серым, чугунным чубом.

— Что же, так и будем в молчанку играть?

Кто-то громко вздохнул, скрипнула робко табуретка, в углу разом зажглись две спички. Голубыми облаками оттуда понесло к столу табачный дым.

Зорин подождал еще, рыская светлыми глазами по застывшим лицам, потом с треском открыл новую пачку «Беломора».

— Объявляю перерыв, раз говорить не хотите.

Но и после перерыва никто выступать не захотел. Уже встревоженный, Роман Иванович сам хотел открывать прения, но в это время над оцепеневшим собранием грузно поднялся Ефим Кузин. Худо, видно, спалось ему от дум все эти дни. Даже глаза у него запали, а на потемневшем лице желтой стерней ощетинилась борода.

Размотав шарф, Ефим бросил его на подоконник.

— Я желаю сказать.

И тихо, но требовательно спросил:

— Долго ли мы, товарищи коммунисты, хорониться друг за дружку будем? Правду таить?

Зорин выпрямился и облегченно вздохнул Савел Иванович, нехотя будто, поднял на Ефима голову, все курящие полезли в карманы за папиросами, и только женщины не шелохнулись.

— Возьмем соседей своих в пример, ступинских колхозников, — начал мирно Ефим. — Ихний колхоз тоже отстающим был, как и наш, пока не пришел туда председателем Михайлов Николай Егорович. Он, как известно вам, агрономом в райзо был. И что же видим? Трех месяцев не прошло, как весь народ поднял и все перевернул. Сейчас у них и строительство идет полным ходом, и к севу они хорошо, отлично готовятся, и надои у них высокие… Али земля у нас хуже? Али работать мы ленивы? Нет, живали мы и лучше ступинцев! Так почему же сейчас на месте мы топчемся, когда партия и правительство навстречу нам идут?

Ефим перевел воспаленные глаза на Савела Ивановича и выкрикнул: