Родимая сторонка

— К «Москвичу» не лезь у меня, понял? А то ишь что выдумал: ключ к нему сам вырубил! До этой машины тебе, брат, долго еще расти придется…

Васютка тоскливо вздыхает и отворачивается, чтобы скрыть слезы. Отец искоса глядит на его исцарапанные руки, черные от неистребимой грязи и загара, на тонкую шею и выбеленные солнцем волосы. Сын похож чем-то на цыпленка. И стоит он нахохлившись, как цыпленок, на одной ноге. Другая у него давно уже дежурит на подножке машины.

Вспоминая свою страсть к технике в молодости, отец смягчается:

— Выводи машину из-под навеса. Потом развернешься во дворе. За ворога не выезжать… А я пойду пиджак надену.

Отец еще не договорил, а Васютка уже сидит в кабине. Просигналив, тихонько выезжает из-под навеса, разворачивается, ловко маневрируя на тесном дворе, и останавливает машину прямо под окнами. Начинает поминутно сигналить, вызывая нетерпеливо отца.

Наконец тот выходит и молча садится в кабину.

— Папа, давай я поведу! — умоляет Васютка.

— Сиди знай! — отбирает у него руль отец.

Васютка огорчен отказом, но тут же вознаграждает себя отчасти тем, что прежде отца нажимает стартер. Разгоняя кур, машина тихонько едет вдоль улицы.

— Ты вот суешься машину вести, — говорит Васютке отец, — в моторе не смыслишь ничего. Нажать стартер да кнопку — это всякий может. А случись что с машиной — и засядешь.

Васютка шмыгает носом.

— Так ведь и ты мотора не знал, когда маленький был…

— Сказал тоже! — не на шутку сердится отец. — Когда я таким, как ты, был, у нас тут за сто верст, наверное, ни одной автомашины не видел никто.

— Куда же они девались? — не верит Васютка.

— Куда! Совсем их тогда в деревне не было.

Васютке это непонятно. Он замолкает.

А отец вдруг оживляется, вспоминая:

— Я впервые за руль сел, когда мне двадцать семь лет стукнуло. Как в колхоз вступил, сразу на курсы трактористов попросился. Помню, и трактора были больше всего иностранные — «фордзоны» да «хейсы». Я их до этого не видывал даже, заробел.

— А я не заробел бы! — хорохорился Васютка. — Я бы…

— Были и у нас такие хвастуны, — обрывает его отец. — Из-за пустяка трактор остановится, а они и сидят около него, как мокрые курицы, пока механик не подойдет. На-ко, веди машину, я покурю!

Лицо у Васютки сразу одушевляется сознанием ответственности, становится суровым, а взгляд острым. Сидит Васютка теперь прямо и неподвижно, как заправский шофер.

— Сбавь газ! — говорит отец, а сам глядит в окно.

За задворками, прямо в пшенице, дремлют высокие комбайны. Серо-зеленые пшеничные волны ласково лижут им красные бока, тихо набегают на зеленый берег придорожной травы…

Давно уже кончив курить, отец задумывается, вздыхает.

— Вот видишь, из-за тебя забыл я к агрономше заехать, — корит он сына.

Грубовато, как взрослый, Васютка успокаивает его:

— Ну и ладно. Все равно ее дома сейчас нету. Я сам видел, как она в Круглое поле поехала на таратайке с зоотехником кукурузу глядеть. Пока мы ездим, она и вернется.

— Как же она вернется? — горячо возражает отец. — Кукуруза в самом конце поля, туда езды два часа. Дай бог, если к обеду вернется! Молчал бы уж. Соображать надо.

Васютка не обижается на отца, терпит. Пусть что хошь говорит, руль бы только не брал. Но впереди, в голубом небе, уже белеет степахинская колокольня, растут над пшеницей верхушки тополей, прорезываются зеленые крыши… Жалко, что доехали так быстро!

И тут Васютке повезло.

— Стой! — кричит вдруг ему отец и выскакивает из машины навстречу какому-то высокому военному дядьке.

— Андрей Иванович! — слышит Васютка радостный голос отца. И видит, как военный обнимается и целуется с отцом, потом оба идут к машине. С досадой отец говорит:

— За лектором, понимаешь, надо мне заскочить в райком. Ты садись, Андрей Иванович, мы в одну минуту…

— Так это я и есть лектор! — смеется военный, с трудом влезая в машину.

— Да ну?! — все еще не может прийти в себя отец. — И как ты надумал к нам приехать? Надолго ли? Где был все это время? Ну прямо как снег на голову!

Уже не спрашивая разрешения, Васютка разворачивает машину.

— А я нарочно, как ревизор, без предупреждения, — опять смеется военный, — дай, думаю, врасплох вас застану.

По звездочкам на погонах Васютка сразу узнает, что это капитан, чувствует у себя на голове его легкую руку, слышит удивленный добрый голос:

— Это у тебя, Елизар Никитич, послевоенный сын? Гляди-ка ты, машину сам водит, а?

— Парень боевой, образца 1945 года! — непонятно и неожиданно для Васютки хвалит его отец.

Капитан треплет опять Васютке волосы. Потом кладет вдруг ему руку на плечо.

— Останови-ка, сынок!

И говорит отцу:

— Пойдем, Елизар Никитич, проведаем Ивана Михайловича. И жену свою первую навестить я хочу.

Оба вылезают из машины и начинают собирать на канавке цветы.

А Васютке что? Шоферское дело такое: сказали ждать — жди. Но про машину не забывай. Мало ли что случиться может! Вывернется вон грузовик из-за поворота, да как врежет! Знаем, какие лихачи на грузовиках этих ездят: одних кур в колхозе передавили сколько!

Васютка осторожно отводит машину с дороги в сторону и терпеливо ждет, не снимая рук с баранки.