Родимая сторонка

Еще издали услышали мы людской говор и смех, а когда подошли ближе к ручью, увидели там всю деревню. Мужчины с топорами и пилами сидели на берегу и курили, а женщины с лопатами пестрым хороводом толпились внизу, у самого ручья.

Нас встретили добрыми шутками и смехом:

— Ой, бабоньки, помощники-то какие идут к нам!

— Михаил Тимофеевич, пишись в бабью бригаду!

— Алеша, иди и ты к нам.

— Нет, мы его бабам не отдадим, он холостой…

— Верно, девки, женим его в Курьевке, нечего ему в городе невест искать.

Рассыпая на ходу соленые шутки, Михаил спустился с берега и тут же исчез в толпе. Я потоптался на берегу, подошел к колхозникам и, смущаясь общего внимания, негромко поздоровался.

Мне дружно ответили и, расступившись, пропустили в середину.

Кто-то душевно сказал сзади:

— Вот хоть и ученый, а не сторонится народа-то. Помогать, гляди-ко, пришел! Оно, конечно, раз из нашего брата…

Другой ответил ему:

— Разные тоже бывают и из нашего брата. Иной попадет из грязи в князи, так до его носа-то и кочергой не достанешь.

— У Зориных ребята простые. Хошь и Михаила взять, к примеру. Инженер, высшую науку прошел, а завсегда с мужиками.

— А что инженер? — резонно возразил тонкий голос. — На художника-то еще потруднее выучиться…

Я с волнением вглядывался в знакомые с детства, но сильно постаревшие, бородатые лица. Молодых же совсем не узнавал, а только угадывал по сходству с их родителями, чьи они. Меня стали спрашивать про Москву, про метро, про стереокино, кто-то полюбопытствовал, долго ли я учился и могу ли нарисовать человека, чтобы как живой был.

Андрей Иванович вежливо молчал, приглядываясь ко мне. Я сразу угадал его по тому уважению, с каким люди обращались к нему, и по спокойному, вдумчивому взгляду рыжих глаз. Усы и волосы его, подстриженные по-городскому, тоже указывали, что хозяин их часто навещал районный центр, где была, наверное, единственная на весь район парикмахерская.

Подошел Роман с большой лопатой на плече и рассмешил всех, громко и весело сказав:

— Привет стахановцам «Курьевстроя»!

Савел Боев, сидевший рядом с Андреем Ивановичем, заворчал вдруг:

— Давно бы плотину эту надо было сделать. Портки пополоскать негде, за версту с бельем бабы ходят на канаву. Да и огороды поливать нечем. Покойный Иван Михайлович, бывало, еще при единоличности заботу об этом имел, уговорил-таки мужиков запруду устроить. Конечно, разрыли ее тогда кулаки, потому как им для своей мельницы воды не хватало. Вот они, бревна-то от старой запруды, и сейчас еще торчат… Так ведь с того времени, братцы, сколько годов прошло, а мы только сегодня за ум хватились. Сами о себе подумать не хотим…

— Верно, Савел Иванович, — поддержал его, отдувая светлые усы, Ефим Кузин. — Кабы наше правление заботу имело, давно бы с плотиной были. Сейчас не старое время, уговаривать нас не надо. Только в чугунную доску брякни, — все явятся.

Сразу нахмурясь, Андрей Иванович надвинул кепку на глаза, встал.

— Давайте, товарищи, начинать! Где у нас начальник строительства?

Несколько голосов закричало сразу:

— Михаил Тимофеич.

Прибежал Михаил, развертывая на ходу чертеж.

— Бригадир плотников, ко мне!

Ефим Кузин, только что собравшийся курить, торопливо заложил за ухо цигарку и протолкался к нему.

— Тут я, товарищ начальник.

— Гляди сюда, на чертеж. Длина сруба — сорок метров, высота — два метра, ширина плотины — полтора, затворы двойные…

— Понимаю. А широк ли будет лоток?

— Один метр.

— Узковат, Михаил Тимофеич. В половодье через верх вода пойдет.

— Подумаешь, Днепр! — хохотал Михаил. — Ну, делай полтора, на всякий случай.

Савела Ивановича он назначил руководителем земляных работ.

Скоро мы остались на берегу вдвоем с Романом.

— А вы что переминаетесь с ноги на ногу? — напустился на нас Михаил. — Ты, Алешка, поскольку квалификации не имеешь, иди землю копать. А ты, Роман, по своей части: лошадьми командуй…

На дно будущей запруды уже начали спускаться первые подводы. Бабы ожили и дружно, играючи, принялись нагружать их землей. Я тоже сбежал вниз, пристроился к ним и, захваченный общим воодушевлением, стал яростно копать вязкую землю.

Подводы подъезжали теперь уже одна за другой. Некогда было даже оглянуться. Я только и видел перед собой чью-то высветленную, словно серебряную, лопату, которая всякий раз врезалась в землю вместе и рядом с моей, а на лопате ногу в маленьком сапоге и круглое колено, белевшее сквозь порванный чулок.

Кругом, не смолкая, журчал возбуждающий говор, весело плескался смех, звенели, сшибаясь, лопаты.

Раньше в деревне так самозабвенно и празднично работали только на «по́мочах», похваляясь друг перед дружкой умением и силой. Не «помочи» ли вначале и открыли мужику-единоличнику ни с чем не сравнимую радость и силу коллективного труда?

— Роман, давай подводы! — поднялся вдруг со всех сторон крик. — Что они у тебя, возчики-то, как вареные?