Родина

Арансасу, надев темные очки, устроилась на носу лодки, Шавьер сидел на веслах. На корме можно было прочесть название лодки – Lorea Bi. Дело в том, что раньше существовала некая Lorea Bat. Теперешняя лодка, как и прежняя, принадлежала брату Арансасу, который дал им ключ. Еще в ранней юности Арансасу любила плавать по заливу на Lorea Bat, правда, та была тяжелее и неповоротливее, чем нынешняя. Вместе с ней часто плавали подруги по школе или какой-нибудь случайный кавалер, и очень редко она покидала берег одна. У Lorea Bi имелся подвесной мотор, но Шавьер решил воспользоваться веслами. В конце концов, они и так прекрасно проведут день, не оставив брата с пустым бензобаком.

– Да брось ты, сколько мы этого бензина истратим!

– Мне будет очень полезно немного размяться. Я это рекомендую своим пациентам, а потом оказывается, что сам веду сидячий образ жизни, за который их ругаю.

Они отшвартовались. Медленно двинулись между рядов всякого рода плавучих средств, стоявших на якоре, и старались ни одно не задеть. Арансасу руководила: осторожно, тут подай немного вбок, не спеши. И когда они вывели лодку на свободное пространство, она закурила и больше уже ни во что не вмешивалась.

Прекрасный день. Голубоватое послеполуденное время, как бывает в конце весны. Вода в порту спокойная, иногда в темной глубине серебряной вспышкой мелькает резко повернувшаяся рыба. А на берегу сидят в ряд шесть-семь рыбаков с удочками, в большинстве своем мальчишки. Из-за отлива на виду оказалась широкая полоса покрытой водорослями стены. В щелях можно разглядеть раков.

Шавьер недовольным тоном:

– Не хватает только, чтобы кто-нибудь из этих балбесов поймал нас на крючок.

Они вышли в залив. На открытом пространстве Lorea Bi начала слегка покачиваться. Здесь уже трудно не заметить огромность водной массы, мощь волн, которые словно о чем-то предупреждают. О чем? Да все о том же: что вода, она живая, а вы лишь букашки на плавающей скорлупке. Штормит? Ничего подобного, но если ты не привык справляться с морем, постоянная качка нагоняет страх, а легкий ветер кажется свирепым. Он наскакивает на тебя со всех сторон, хлещет, потому что понимает твою беззащитность. Арансасу он растрепал волосы – ох, до чего же она красивая! – и ей пришлось собрать их в пучок.

Но боялась она совсем другого:

– Как мне хотелось бы просверлить дырку у тебя во лбу, чтобы время от времени заглядывать туда и узнавать, о чем ты думаешь и что чувствуешь. Когда я была девчонкой, мы с подругами любили делать “секретики”. Каждая выкапывала в земле маленькую ямку, на дно надо было положить маргаритки, листья клевера, какую-нибудь безделицу, прядку волос. Все это накрывалось сверху кусочком стекла, а на следующий день мы приходили посмотреть на свои сокровища. Так вот, я сделала бы то же самое с твоим лбом, чтобы видеть, что происходит там внутри.

– И ты можешь запросто выполнить свое желание. Когда я засну, просверли дырку у меня в черепе – я наверняка ничего не почувствую. Сама знаешь, как крепко я сплю.

Шавьер гребет неторопливо. Не хочу набить на руках мозоли. Небольшого, но ровного усилия достаточно, чтобы легкая Lorea Bi – с пластиковым корпусом, укрепленным стекловолокном, – плавно скользила по водной глади. Куда они плывут? Никуда. Им всего лишь хочется побыть вдвоем, без посторонних, подальше от города, откуда, по мере того как они уходят глубже в залив, до них доносится все меньше звуков, а те, что доносятся, кажутся приглушенными.

Арансасу, уже без солнечных очков, покачиваясь, перешла на сиденье на корме, чтобы видеть при разговоре лицо Шавьера. А для большей надежности, перебираясь с одного конца лодки на другой, на миг оперлась на его плечи. Мягкие, нежные руки, в них чувствуется какая-то бархатная влюбленность. А потом Арансасу сняла шлепанцы, голубую блузку, джинсы и, решив позагорать, осталась в бикини. Ступни у нее маленькие, девичьи. Ногти покрыты темно-красным лаком.

– Ума не приложу, что еще я должна сделать, maitia[85], чтобы понравиться твоей матери. Я ведь и вправду стараюсь. Но хочешь верь, хочешь нет, все мои ресурсы исчерпаны. Что ты мне посоветуешь?

– Моя мать – человек с довольно узкими воззрениями на жизнь. Не беспокойся. Не сегодня завтра она поймет, какая ты чудесная, и вы с ней подружитесь.

– Плохо верится. Она не может мне простить, что я, простая санитарка, украла у нее сына.

– Она сама тебе это сказала?

– Но я же вижу, Шавьер. Глаза-то у меня есть.

– Есть, и других таких красивых глаз я в жизни не видел.