Родина

В столовой над столом, уставленным закусками – боже, сколько труда на это положено! – сгустилось напряжение. Будто в воздухе сильно натянули кусок полотна и он мог в любой миг с треском лопнуть. Даже дети не могли не почувствовать что-то необычное вокруг и реагировали по-своему: вежливо молчали, выжидая, когда же мать позволит им наконец взять такие аппетитные крокеты, в идеальном порядке разложенные на керамическом блюде.

В домашних тапках в столовую вошел дед, не очень ловко делая вид, будто никакого нагоняя не получил. Еще раньше, едва переступив порог, он коротко с ними поздоровался и каждого вяло поцеловал. Но только он собрался сесть на свое привычное место, спиной к балконной двери, как Мирен спросила, вымыл ли он руки. При дочери и внуках спорить с женой Хошиан не стал и покорно поспешил в ванную, чтобы не дать разгореться скандалу.

Наконец все пятеро сидели за столом и жевали. Хошиан, как и все остальные, пил воду: вина с тебя на сегодня хватит. А в комнате над склоненными над тарелками головами по-прежнему висело все то же напряжение – его породили как поведение людей, так и какие-то непонятные воздушные потоки. Напряжение чувствовали даже дети, которые обычно вели себя непоседливо, а сегодня были до странности тихими. Взрослые, чтобы скрыть свое настроение, говорили о всякой ерунде. Но главная сегодняшняя тема висела в воздухе, и все это знали, хотя никто ни о чем таком не упоминал. Чтобы не портить семейный обед? К тому же они видятся не так уж и часто. А через час-полтора мы сможем отсюда уехать.

Понятно, что у Хошиана на душе было неспокойно из-за новости, услышанной в “Пагоэте”. Он улучил момент, когда Мирен понесла грязные тарелки на кухню и собиралась достать из шкафа чистые, для десерта, чтобы шепотом спросить Аранчу, кого именно там у них убили. Она ответила так же шепотом:

– Друга Гилье.

– Мать честная!

– Того, который помог ему найти работу.

– Мать честная!

Мирен вернулась в столовую с тарелками:

– Вы тут о чем?

– Ни о чем.

Ни о чем? Напряжение сгустилось. Еще немного, и воздух треснет. Но тут на столе появился заварной крем, чему шумно обрадовались дети, и Хошиан очень кстати дал каждому из внуков по двадцать дуро. Мир, спокойствие и десерт. Потом дед едва не совершил страшную оплошность. Какую? Машинально схватил дистанционное управление. И уже направил его в сторону телевизора, так что на экране немедленно появились бы и Рентерия, и бомба, и погибший в районе Капучинос мужчина. Аранча вовремя успела толкнуть отца под столом ногой. Но кажется, Мирен это заметила. Или еще раньше заподозрила тайный сговор между Хошианом и дочерью?

Короче, изведя себя подозрениями, она отправилась на кухню мыть посуду и, пока была там одна, вдруг под каким-то надуманным предлогом позвала Эндику, шестилетнего малыша. Тут-то воздух и взорвался. Мирен вознамерилась выпытать у ребенка, почему отец не явился вместе с ними на обед. И мальчик, не получивший нужных наставлений, которые помогли бы ему перехитрить бабку, рассказал ей правду. Со своей детской точки зрения, но правду. И кроме всего прочего, он еще сказал:

– Злые люди убили друга моего папы.

– И поэтому он с вами не приехал?

– Он все утро сидел и плакал.

– Да разве мужчине положено так сильно плакать?

Эта реплика не понравилась Эндике, и он, вернувшись в столовую, передал весь разговор Аранче. Хошиана словно что-то кольнуло. Он попытался удержать дочку, схватив ее за руку, но старческой, артрозной руке не хватило ловкости. Аранча резко/гневно вскочила из-за стола, решительно прошествовала на кухню, и там произошло то, что в общем-то не могло не произойти.

– Послушай, что ты сказала ребенку?

– А вы сами, что вы ему сказали про злых людей?

У обеих были искаженные бешенством лица, злые глаза, а с губ срывались слова, больше похожие на выстрелы…

Аранча, уже не сдерживаясь, с вызовом заговорила на испанском:

– Я только чудом не потеряла сегодня ребенка и не осталась вдовой. Мои муж и сын прошли рядом с бомбой за полминуты до взрыва.

– Мы не сражаемся с невинными.

– Ах, значит, и ты тоже сражаешься? Может, я должна поздравить тебя от всей души с тем, что случилось утром?

– Этот член муниципального совета, друг твоего мужа, был из Народной партии.

– Ты что, совсем спятила? Прежде всего он был хорошим человеком, отцом семейства, а еще он имел право защищать собственные принципы.

– Угнетателем он был, вот кем. И хочу тебе напомнить, что у тебя брат заживо гниет в испанской тюрьме по вине таких вот хороших людей, каким был тот.

– А твой сынок, которым ты сильно гордишься, совершил, как было доказано, много кровавых преступлений. Потому и сидит в тюрьме, потому что он террорист. Могу повторить еще и еще: он террорист и сидит за это, а не за то, что предпочитает говорить на баскском языке, как ты однажды сообщила Эндике. Лгунья, настоящая лгунья, вот ты кто.

– Какое право ты имеешь судить о моем сыне, настоящем борце, который жизнью рисковал ради свободы басков?