Родина

– Что-то набрасываю. Может, и напишу. Но тогда сделаю так, чтобы половина истории происходила в Канаде, а вторая половина – на каком-нибудь далеком острове.

– У тебя сегодня слишком плохое настроение. Лучше давай заканчивать с массажем, и пошли спать.

94. Амайя

Раз в две недели Рамунчо получал на выходные Амайю. Забота о дочери, которую он обожал, приносила с собой сорок восемь часов страхов, сомнений, стресса, разочарований. Он был убежден, что с ролью отца не справляется и что все выходит у него из рук вон плохо. Да и девочка, кстати будет сказано, со своей стороны ничего не желала сделать, чтобы облегчить ему задачу. Горка не сомневался: у этой паршивки не все в порядке с головой. И как только он слышал, что она приехала, сразу приводил себя в боевую готовность. Посмотрим, что она устроит/расколотит/сломает на сей раз.

После развода мать с девочкой уехали жить в Виторию, поэтому Рамунчо вынужден был в “свои” дни дважды гонять на машине туда-сюда: в пятницу после обеда – чтобы забрать девочку, в воскресенье, тоже после обеда, – чтобы отвезти обратно. При этом он страшно злился на себя самого. История – за редкими исключениями – неизменно повторялась. Туда он ехал полный надежд, с которыми дочке удавалось быстро покончить. Рамунчо был до самозабвения покладистым, баловал ее и исполнял любую прихоть, за что ни разу не удостоился радостной улыбки, уж не говоря хотя бы о намеке на восторг. Как может маленькая девочка таить в себе такое равнодушие, такую холодность? Рамунчо находил единственное объяснение: видно, бывшая жена имеет привычку плохо о нем отзываться.

Когда Горка познакомился с Амайей, ей было восемь лет. Уже тогда это было существо непостижимое, девочка с вечно насупленными бровями. В любой момент от нее можно было ожидать какой-нибудь каверзы, она грубила со зловредным спокойствием, умела у любого прицельно отыскать самую уязвимую точку, чтобы вывести из себя. Вдруг делала или говорила что-то такое, что заставляло подозревать у нее олигофрению, но уже минуту спустя проявляла исключительный ум. Со временем ситуация не улучшилась. По мере того как Амайя взрослела, она становилась все менее управляемой и все более непредсказуемой, а главное – все труднее было ее ублажить. Шантажистка, по мнению Горки.

Рамунчо:

– Ради бога, не говори мне таких вещей, ты меня просто убиваешь.

Внешне девочка была совершенно очаровательной. Куколка с черными-черными глазами, в локонах, с тонкими и длинными губками, которые преждевременно добавляли ее милому лицу что-то женское. Были дни, когда она почти не разговаривала. Часами напролет молчала, уйдя в себя, безразличная ко всему. В другой раз никакими силами невозможно было заставить ее умолкнуть. Если ты обращался к ней на баскском, отвечала на испанском, если продолжал разговор на испанском, переходила на баскский. Что касается еды, то и тут никогда невозможно было угадать, что ей захочется. То она с аппетитом съедала две тарелки макарон с томатным соусом и сыром, а в следующий свой приезд даже смотреть не желала на блюдо, которое так понравилось ей в прошлый раз. И так со всем: с играми, с местами для прогулок, со сказками, которые рассказывал ей Рамунчо перед сном, прежде чем погасить свет, когда она уже лежала в постели. Сегодня это, завтра совсем другое – и так далее. А иногда безо всякой видимой причины она принималась реветь. В таких случаях Рамунчо впадал в панику. Что делать, что делать? И у него самого на глаза наворачивались слезы. Удрученный, измученный, он признавался Горке, что не умеет обращаться с девочкой и что, если так оно пойдет и дальше, он ее потеряет.

– А ты никогда не пробовал дать ей хорошую затрещину?

– Не пробовал и пробовать никогда не стану. Она расскажет матери, и та добьется от судьи запрета на мои встречи с дочкой.

– А мне кажется, что Амайя на свой манер постоянно напрашивается: aita, ну отлупи же меня наконец как следует, помоги выйти из лабиринта.

– Сразу видно, что у тебя нет детей. Никогда не слышал от тебя более дикой глупости.

Приезды девочки раз в две недели имели и прямые последствия для Горки. Какие? Ну, во-первых, ему приходилось спать в своем кабинете на раскладушке. Пока она находилась рядом, не было ни массажей, ни близости между двумя мужчинами. Рамунчо не мог ни на минуту отвлечься от дочки. А Горка старался поменьше времени проводить дома. Иногда целый день сидел на радио, читал книги, писал сказки и стихи, готовил материалы на следующую неделю. Или до отвращения смотрел фильмы в разных кинотеатрах. Или, если позволяла погода, шел пешком по берегу реки до Эрандио и даже еще дальше, до Альгорты, а назад возвращался уже на автобусе. Иногда пользовался случаем и навещал сестру в Рентерие – тайком от родителей. В поселок он почти не ездил. Только когда этого нельзя было избежать. Скажем, на Рождество и так далее. Чтобы не выслушивать потоки материнских упреков. Чтобы никто не приставал к нему на улице:

– Kaixo, Монах. Сколько лет, сколько зим.