Родина

Да, человек может быть кораблем. Человек может быть кораблем со стальным корпусом. Однако проходят годы, и в корпусе образуются трещины. Через них внутрь проникает вода – ностальгия, отравленная одиночеством, сознание, что ты совершил ошибку, которой уже не исправить. А также вода, сильнее всего разъедающая сталь, – раскаяние, которое ты чувствуешь, но в котором не желаешь признаться, потому что тебе страшно, стыдно и ты боишься испортить отношения с товарищами. И вот человек, ставший кораблем, из-за этих трещин в любой момент может пойти ко дну.

Окно в камере затянуто серостью. Со вчерашнего дня не прекращается дождь. Одно преимущество – непогода выметает людей с улицы. Никому не придет в голову остановиться и поболтать, каждый торопливо идет туда, куда ему нужно. Почти в самом начале улицы стояла телефонная будка.

Ее как будто нарочно поставили именно на этом месте, чтобы облегчить ему задачу. Чем облегчить? А тем, что, во-первых, он мог укрыться там, а не мокнуть под дождем. Во-вторых, будка служила ему разом и укрытием, и наблюдательным пунктом, лучше которого не придумаешь. Допустим, сюда направится кто-то из местных. Тогда он сделает вид, что разговаривает по телефону. Удобно было и то, что стекла в будке слегка запотели. А на голову он надвинул капюшон. Вот так-то! Знакомому с ним человеку пришлось бы сунуть голову в будку, чтобы убедиться, что там стоит именно он.

И тут он увидел в конце улицы “рено-21”. Сердце екнуло. Нервы? Ну да, пожалуй, есть немного, но не как в первое время, когда у него душа уходила в пятки. Постепенно он научился держать себя в руках. Они с Пачо это обсуждали. Как тот признался, с ним происходило то же самое всякий раз, когда приближался момент действия.

– Это нормально. Мы же не психопаты.

Машинально он тронул браунинг, оттягивавший карман толстовки. Главное – не промахнуться. Увидел в машине размытый профиль Чато. Этим огромным ушам остается не больше трех-четырех минут жизни. Хороший знак: объект ехал один. Как и сообщал Пачо, за все дни, что он вел наблюдение в поселке, ни разу не видел, чтобы нужного им человека кто-то сопровождал.

Чато завернул за угол, и Хосе Мари, уставившись на секундную стрелку своих часов, выждал еще полминуты и только потом вышел из будки. Эти дополнительные секунды жизни он подарил Чато, чтобы тот спокойно открыл гаражную дверь. Как ему показалось, стрелка ползла непривычно медленно. Пора, пора. Хосе Мари дошел до угла как раз вовремя: Чато снова сел в машину и заехал в гараж. План был такой: когда он будет оттуда выходить, Хосе Мари двинется ему навстречу и выстрелит. Правда, одного выстрела, по его прикидке, будет мало. Лучше действовать наверняка, а то вдруг жертва узнает стрелявшего и выживет. Потом, не мешкая, но и без глупой спешки, чтобы не привлекать внимания живущих по соседству людей, он вернется к тому месту, где ждет его в машине Пачо.

Чато не сразу появился на улице. Почему? Может, надеялся, что ливень вдруг прекратится? Во всяком случае, мокнуть сейчас пришлось Хосе Мари. На углу он прижался к стене дома, пытаясь хотя бы отчасти укрыться от дождя. Он знал, что в гараже нет второй двери и рано или поздно Чато должен выйти на улицу, чтобы пойти домой. И Чато вышел, без зонта. Вот он – наполняет свои легкие последними в жизни порциями кислорода, и расстояние до него не больше десяти шагов. Хосе Мари видел его в профиль, когда тот поворачивал ключ в замке, и при этом у Чато шевелились/дрожали губы, словно он разговаривал сам с собой или беззвучно что-то напевал. Отойдя от двери, он сразу меня увидел. Моя рука сжала рукоятку лежавшего в кармане браунинга, а Чато? Что он делает и какого черта он это делает? Переходит на мою сторону улицы и направляется прямо ко мне. Такой поворот дела не был предусмотрен сценарием.

– Привет, Хосе Мари. Ты вернулся? Я рад.

Эти глаза, эти огромные уши, эта дружелюбная улыбка. Друг отца, покупавший ему, малышу, мороженое. Церковный колокол пробил час дня. И в его звоне – таком знакомом, металлическом, не допускающем возражений – как будто прозвучало слово “нет”. Не делай этого. Не убивай его. Они молча стояли друг против друга. И было ясно, что Чато ждет ответа на свое доброе приветствие. Я член ЭТА и пришел казнить тебя. Но ничего подобного Хосе Мари не сказал. Не смог выдавить из себя. Колокол произнес с высоты слово “нет”. Это ведь был Чато, черт побери. Его глаза, его уши, его улыбка. И Хосе Мари развернулся и пошел прочь, не побежал, разумеется, а пошел очень быстрым шагом.

Он сел в машину и со всей силы захлопнул дверцу.

– Не получилось. Там между нами оказался один сосед. Давай, поехали обедать.

– Он тебя видел?

– Вряд ли.

– Можно попробовать снова, когда он отправится на работу. Как ты думаешь?

– Не знаю.

– Мы вон уже сколько дней валандаемся.

– Хорошо, только теперь ты пойдешь в телефонную будку, а я буду ждать в машине. Сегодня я уже достаточно вымок.

– Да мне что…