Родина

И вдруг на нее накатило. Да как он смеет, этот шут гороховый? Да еще при людях, при ее подругах? Она даже не глянула на него и ничего не ответила. А он все продолжал говорить где-то прямо у нее над затылком. С одной стороны, это звучало лестно, с другой – довольно бесцеремонно, как будто они были знакомы всю жизнь. Наконец Аранча получила свое пальто. И только тогда в бешенстве повернулась к парню и заявила, презрительно скривив губы, что он должен оставить ее в покое, потому что у нее есть жених.

– Неправда.

– А тебе откуда знать?

– Неправда, а знаю я это от Нереи.

Такого она не ожидала:

– Ты что, шпионишь за мной?

Он с наигранной вялостью ответил, что да, и добавил: хотя она и делает его задачу нелегкой, сдаваться он не намерен. Вот так-то. То есть это надо было понимать как своего рода вызов? Кем он, интересно, себя воображал? У Аранчи прямо руки зачесались – так хотелось влепить ему пощечину.

Теперь, по прошествии стольких лет, она улыбается, вспоминая перед зеркалом ту давнюю сцену. Подруги собрались на площадке у парковки. Ну что, все? Как всегда, не было Нереи, которая стояла у дверей дискотеки и невесть с кем целовалась. Наконец они веселой гурьбой, громко болтая, двинулись к автобусной остановке. Аранча села рядом с Нереей. Спросила, и подруга ответила, что:

– Его зовут Гильермо. Живет в Рентерие. Он немного чересчур серьезный, но ухаживать умеет получше, чем другие прочие. И знаешь, есть в нем какой-то поэтический заскок. Когда с ним танцуешь, он говорит очень красивые вещи, словно по писаному читает. Да, он меня спрашивал, как тебя зовут и есть ли у тебя парень. Небось глаз на тебя положил.

– Послушай, если он такой завидный кавалер, почему ты сама его при себе не оставила?

– Это не мой тип. К тому же его семья приехала сюда откуда-то из-под Саламанки.

– А при чем тут Саламанка?

– Ни при чем, но, как я тебе уже сказала, для танцев он вполне себе ничего. А для чего-то большего – нет.

Уж если у кого и были заскоки, так это у Нереи, но не поэтические, конечно, а совсем другого плана – расистские и националистические. Хотя потом события часто развиваются вовсе не так, как тебе хочется, мало того, порой они развиваются в том направлении, в каком ни в коем случае не должны были развиваться. Правда, зеркальце?

Наступила следующая суббота. Фиолетовый свет, медленная музыка. Она заметила, что он пришел. Не пойму, чего он пыжится, если я все равно дам ему от ворот поворот. И она собиралась дать ему этот самый поворот, дорогое зеркало, и в ту субботу, и в следующую, каждый раз, как он подойдет, чтобы пригласить ее на танец. Она вообразила себе его вопрос, ожидание во взгляде, а может, и упрек или гримасу разочарования как заключительный аккорд в этой сцене, и наконец – удаляющуюся спину, спину потерпевшего поражение красавца. Чего Аранча не предвидела, так этого того, что, немного опережая самого парня, до нее долетел его запах.

– Ну что, будешь танцевать?

Семь месяцев спустя она познакомила его со своими родителями.

42. Лондонская история

Перед зеркалом в ванной – в тот же день? или в другой? – она сидела и беззвучно рассказывала: помню, еще бы не помнить. Такие вещи не забываются. После лондонской истории они договорились, что сперва Аранча познакомится с родителями Гильермо – он у них был единственным сыном, – а уж потом и она представит его своей семье. Гильермо этого боялся/опасался, но главное – не мог понять стратегических расчетов Аранчи.

– Я умываюсь и бреюсь каждый божий день, уважаю тебя, работаю. Почему ты вообразила, что я могу им не понравиться?

– Наш поселок куда меньше Рентерии. У нас все друг друга знают. Новичков следует вводить сюда постепенно.

– А как это связано с твоей семьей? Вы что, не в ладах между собой?

– В ладах.

– Нет, чего-то я все равно не улавливаю.

– Сразу уловишь, когда войдешь в комнату моих братьев и глянешь на стену.

Минутку, минутку. А разве так уж необходимо было знакомиться с теми и другими родителями, а еще с братьями, дядьями и прочими родственниками? Да нет, конечно. Тогда? Это была идея/желание Аранчи, чтобы подвести формальную базу под их отношения. После лондонской истории.

В общем и целом Гильермо повел себя как надо. Хотя Аранчу и огорчило, что он не поехал вместе с ней. Да, признаюсь, меня это огорчило, но ему, в конце-то концов, нужно было еще и на работу ходить. Если не считать этой детали, во всем остальном он вел себя как порядочный человек. Жаль. Почему? Ну, есть у меня такая идея. Окажись он негодяем, я тогда же послала бы его куда подальше, и не было бы потом двадцати лет нашего брака. Не было бы самых последних злосчастных лет. Да, но тогда не родились бы Эндика и Айноа. Ладно, в любом случае теперь уже поздно об этом рассуждать, ничего не исправишь.

Гильермо догадался, какой ужас испытывала Аранча, и вызвался поискать надежного человека, который смог бы поехать с ней в Лондон.

– Да, только надежным он должен быть с моей точки зрения, а не с твоей. И главное, кто будет за него платить? Представляешь, какую кучу денег это будет нам стоить?