Родина чувств

– Ты уверена? Это уже не имеет смысла.

– Ну, посмотри на него, он едва жив! Он так её любит!

– Да она-то уже тоже не жилец.

– Ну, пожалуйста…

Не желая быть причиной ещё одной трагедии, мужчина осторожно извлёк лягушку, а ужака²⁸ отпустил…

Безвозвратность, безнадежность произошедшего смяла вечер и часть следующего дня. То для людей. Для Ляга вся жизнь стала скомканным заплаканным куском чёрной ткани.

Он неохотно двигался, сутками просиживая на краю пруда. В зевке, не чувствуя вкуса, глотал вялых осенних мух. Ужи, что протекали мимо время от времени чёрными, дегтярными ручьями, опасливо сторонились Ляга. Тот презирал их с высоты своего горя.

Сторонился и он, но пришлых, невест. На любые попытки сблизится реагировал так, что было понятно: эта сторона жизни его больше не интересует.

Не готовился Ляг и к зиме. Не наедался до боли в животе. Не устраивал уютного ложа из мягкой тёплой тины. Он просто замер на дне, уставившись на своё отражение в зеркале поверхности воды. Холодные ночи склонили на свою сторону дни. Зеркало становилось рыхлым и мутным, как сознание Ляга. Стынущая в жилах кровь последним осенним ударом сердца, как колокольным гулом наполнила его сознание. И радость от возможности не проснуться больше никогда, не чувствовать терзаний этой невыносимой муки одиночества, убаюкала его цепенеющее тело…

Весна долго раскачивалась в своём кресле-качалке. Туда-сюда, туда-сюда… И в один из первых тёплых дней поверхность пруда осмотрела мир глазами пробудившегося Ляга.

В саду их было два: маленький пруд, и большой. Располагались они по обе стороны дома. И единственным развлечением Ляга было бесцельное перемещение из одного в другой. Однажды, сидя на краю меньшего водоёма и бесконечно изучая бездну своего я, наш герой ощутил некоторое беспокойное терзание, которое происходило с его небрежно оставленной в воде ступнёй. Ляг пошевелил пальцами и принялся было продолжить самокопание, как заметил, что терзание, обеспокоившее его, повторилось с удвоенной силой. Ляг присмотрелся. И, сквозь нетканое прозрачное полотно поверхности воды разглядел крохотного лягушонка. Тот непрестанно теребил его за палец ноги и аккуратно, с изрядной долей вдумчивости, хныкал.

– Чего тебе, малыш? Кто тебя обидел! – спросил Ляг.

– Дяденька, вы не видели здесь моего хвоста? Я потерял его!

Глаза Ляга чуть не вытекли с потоком хлынувших было из сердца рыданий, но он сдержался и негромко, чтобы ненароком не испугать ребёнка, поинтересовался:

– А давно его нет?

– Нет, ещё вчера он был тут, а теперь он потерялся, и я не знаю, как мне быть, – смущённый своей неаккуратностью сообщил лягушонок.

– Не тревожься. Ты не был рассеян. Произошло то, что должно было произойти. Ты вырос. И теперь он тебе не нужен, твой маленький рыбий хвост.

– И что теперь со мной будет?

– Что ты имеешь в виду, малыш?

– Ну, как я теперь буду жить, когда я вырос?

– Ты будешь жить в большом пруду. Будешь ловить больших симпатичных мошек и будешь их есть. Там же ты отыщешь и меленькую симпатичную принцессу…

– А её я тоже должен буду съесть?

– Нет, глупый. Ты её полюбишь всем своим сердцем. И вы будете вместе навсегда. А я уж постараюсь, чтобы это так и было.

– И с тех пор, каждый год, в начале лета, на виду у взрослых серьёзных ужей с жёнами и детьми, в сопровождении Ляга, из малого пруда в большой вприпрыжку скачут два лягушонка – мальчик и девочка. Из малой беззаботной детской жизни в большую и счастливую жись²⁹. – завершил свою историю Карась.

– Жизнь?

– Простите?..

– Говорю, вы ошиблись, вероятно. Хотели сказать «жизнь», а сами…

– Нет-нет, спасибо, я не ошибся. Это у вас – жизнь. Погоня за лучшим куском, суета, истерики. А у них оно всё честнее, счастливее.

– И в чём же оно, их везение, по-вашему?

– В умении радоваться тому, что они есть. Друг у друга.

Использованный

-Бай-бай-бай… Баю-бай…– Лист нимфеи нежно баюкает лягушонка. – Спи мой милый, засыпай. Ага?!

– Угу, – перепутав день с ночью поддакивает филин.

– Эй, филин, ты в своём уме? – возмущается строгая нянька. Немало крахмала истратила она, чтобы её зелёные салфетки выглядели так, будто бы об их край можно порезаться. Немало приложила она усилий и к тому, дабы всё вокруг благоухало и сияло чистотой ровно настолько, чтобы не пробудить в сознании подопечного ничего чрезмерного: не мыслей, ни желаний, не чувств.

– Эй, – передразнил Лилию филин, – а ты, в своём уме?!

– Что ты имеешь в виду, – возмутилась та.

– Кого ты из него растишь? Мимозу? Так мимоза растение недолговечное.

– Я воспитываю приличного во всех отношениях члена общества, – чопорно возразила Лилия.– Достойного и порядочного. Принципиального и ответственного.

– Ты откуда знаешь, что он окажется таким, когда вырастет?

– У него не будет иного выхода, как стать именно таким! – уверенно ответила нимфея.

– Да с чего ты это взяла, растолкуй!

– Я буду говорить ему, как поступать в тех или иных случаях.

– Ты перечислишь их все?

– Постараюсь. – гордясь собой сообщила она.

– Так не выйдет. Не получится. Не сработает! Понимаешь ли ты это, Лилия?!