Родина чувств

хозяйка. Слёзы моментально высохли. В полудрёме она ощутила лёгкое пощипывание ниже колен. То были блохи, которых её любимица подцепила прошлым летом.

– Говорила я тебе, не лезь в траву! Так нет же! -

улыбаясь ещё шире заворчала хозяйка и заснула.

Счастливой.

Собака. Кто она? Существо, которое живёт не для себя. Ей всегда есть до тебя дело. Она лежит и ждёт случая отразить зеркалом своей души твой взгляд. Ей не всё равно, где ты и что с тобой. И она всегда будет рядом. Если ты нуждаешься в том, чтобы это было именно так.

Дети земли

-Я водки не пью. Совсем. Но пьющим не пеняю.

Это их жизнь. В которой они ещё не разобрались.

(Из рассказа охотника)

Пшённая каша на подоконнике, как кусок ржавого мрамора, обломок античного фонтана. Такая же красивая, такая же твёрдая. Поползни ухватисто орудуют острыми клювами, отколупывая по маленькому кусочку. Синицы растеряно и рассеяно топчутся подле, пытаясь ухватить крошку. Поползень рассержен и отгоняет голодных девчонок прочь. Те расстроены. Кутаются в палантин сугроба, застрявшего в пятерне сосны, и жмутся, пытаясь избежать прикосновений холодного ветра.

Воробьи более расчётливы. Обосновавшись в букетах кроны туи, они защищены от ветра. А нехитрая закуска из прошлогодних семян и чешуек юной зелёной листвы,– хорошее подспорье об эту пору. Но каша. Каша… Каша! Воробьи не могут не соблазнится её холодной красотой. Налетев гурьбой, пытаются согреть, прижавшись к ней серыми потертыми пиджаками, а после скребут несильными коготками и вкушают. Крошку за крошкой. Выходит так, понемногу. На десерт. А синицам завидно. Не от дурного характера, а по причине непогоды и голода – её неизменного спутника.

На подмогу красоткам приходит дятел. Хватает подоконник за грудки и выбивает из него дурь. Методично, педантично, с изрядной долей азарта, присущего доброй работе. Одинаковые небольшие кусочки дятел складывает один на другой. Для синичек. Напоследок отбивает кусок побольше для себя и улетает. Уронив пару капель крови с клюва на обезображенный чуб каши, залитый лаком льда. Тот не то, чтобы слишком упорен. Он банально недалёк. Чересчур! От желания сдаться, от возможности сделать это, как только зима уступит весне! Но кому тогда окажется нужным этот раскисший ярко-жёлтый комок? Смоет его на землю. Запутает неряшливо в волосах травы. И только муравей, вечный труженик, не пройдёт мимо, а подберёт пару крошек и оттащит про запас, в свою каморку без окон, кинет под лавку, да и позабудет о них.

– Нет, ну вот зачем советовать, если не понимаешь в этом ничего, а?

– Кто там тебе что посоветовал?

– Да недавно рассказали, что птиц кормить пшеном нельзя, только пшённой кашей.

– И что? Какая разница-то?! Кашей или крупой.

– Мадам вещала о том, что это вредно птицам! А каша, мол – самое то, польза!

– Ну и что тебе с того? Сказали да сказали.

– Крупу можно есть целый день, а каша замерзает. Куском. Я птиц подкармливаю. Всю зиму.

– Ты?! Да тебя саму надо подкармливать. Как ты живёшь-то, не пойму.

– Да, ерунда, недорого это. Зато все птицы в округе живы!

– А много их?

– Сейчас посчитаю… Так, значит, – тридцать воробьёв, двенадцать синиц, четыре поползня, дятел обыкновенный, такой, знаешь, – белый, с чёрным, в красной кипе…

– В чём?!

– Шапочка такая, какую евреи носят! Ярмлке, называется!

– А, ермолка!

– Ну, можно и так. Вот… И ещё филин, большой зелёный дятел, да пятнадцать свиристелей.

– Ого! Ничего себе!

– Да, много их! Филин, понятное дело, угощением брезгует, он крупы не ест, но зимой в лесу не так много собеседников, чтобы избегать нашего общества вовсе.

– И что ему от тебя надо?

– И ему надо, и нам. Сплетничаем понемногу!

– Ох, и выдумщица ты! Сплетничает она. С филином!

– Так и есть.

– И о чём сплетничаете?

– Да вот, жаловалась недавно ему. На днях, вечером, как снег перестал, вышла разгрести тропинку. Шварк-шварк лопаткой по сторонам в темноте. Вдруг, гляжу, мимо головы пролетело что-то. Думала, пакет. В темноте искать не стала, а утром вышла из дома, убрать, гляжу, а то не пакет, а совёнок. Да такой ладненький. Пёрышко к пёрышку. Я его в дом, думала, отогреется. Но нет. Не ожил. Так его жалко…

– Может, кошка?

– Нет, кошка нюхала, не тронула, да и я его всего осмотрела, никаких ран. Такой красивый, аккуратный. Я уж так надеялась, что оттает. Радовалась, что у меня маленький кусочек мяса есть. Думала, нарежу– покормлю… Мечтала, как подружимся, станет у меня жить. Эх, если бы вечером поняла, что это совёнок, то был бы жив, не замёрз. Так себя укоряю. Жестокосердная я стала.

– Да, ладно тебе. Что ж жестокого? Ты ж не знала.

– Не знала! Но убедиться в том, что это не пакет, могла. Должна была! Мне соседка дала на время штуку такую, в розетку вставляешь, и мыши убегают. Так я вернула её. Мыши-то пропали, а если бы были, то совёнок мог бы не замёрзнуть. Был бы жив!

– Ох, блажная ты, подруга… Ты что, плачешь, что ли?! Из-за птицы?

– Давай помолчим, а?