Родина имени Путина

— А вы знаете, что случится, если лобковые вши в светлячков превратятся?

— Ну? — промычал кавказец.

— В Дагестане белые ночи наступят.

Рев джигита захлебнулся в свинцовой чечетке. Руслан смотрел в глаза и бил в живот, пока свирепость взгляда обидчика не рассосалась трупным равнодушием. Дагестанец оказался свежеиспеченным чемпионом Союза по вольной борьбе. Тогда Бесик чудом соскочил с высшей меры, выхватив двенадцать лет строго режима. Отсидев девять лет, Руслан условно-досрочно освободился, вернувшись в профессию.

Его предплечье украшала смерть, означавшая, что носитель оной является исполнителем воровских приговоров. Блатная профессия Бесика значилась как «колун» — воровской карающий топор. Как имперские кресты-ордена отягощались мечами за боевые заслуги, так синий костлявый образ обрамлялся колючей проволокой в свидетельство тюремной расплаты за исполненную мокруху. По крови и родне арестант был круглым сиротой: по маме грузин, по папе чечен, для двух народов чужой — он отвечал землякам взаимностью. Из близких на этом свете у него были лишь жена Лена и брат по отцу Артык, вор в законе. Лена умерла три года назад: остановка сердца, переборщила с крэком. Артык погиб еще в 2003_м. Вор приехал на сходку в ресторан «Такэ», уютный стеклянный кубик на Кутузовском — напротив гостиницы «Украина». К прозрачному аквариуму японского кабака подъехали двое мотоциклистов и расстреляли все блатное собрание.

Через четыре года после первой отсидки Руслан спалился на убийстве какого-то авторитетного чеченца, в кураже погони подстрелив двух посмертно-героических ментов.

— Обложили меня на какой-то даче: грядки, веники, самовар желтый, как гепатит, — рассказывал Руслан. — И много банок: соленья, варенья. Менты — дачу в кольцо, орут «сдавайся», а штурмовать боятся. У меня на кармане три грамма кокаина, «баян»[2] из-под «хмурого»[3] и «стечкин» с полной обоймой. Понял, что вариантов соскочить с прожарки на этот раз нет, решил отъехать красиво — от передоза. Нашел ложку, вскипятил весь кокос, в шприц и в вену. Сижу кайфую, жру соленые помидоры, жду, когда сдохну. Потом ждать надоело, взял банку и пошел на улицу. Выхожу на крыльцо, как Пугачева, в прожектора. Вцепился в банку, она, как пол-меня, и тяжелая, сука такая. Голоса кругом далекие, как в горах. Менты, такие смешные, кричат, чтобы руки поднял. А как я их подниму, банка-то разобьется, а в ней помидоры. Очнулся уже на тюремной больничке, откачали. Потом пытали страшно, что и спасло. Под вечер после четырехдневной инквизиции я согласился дать показания. Мусора, запыханные, сами уже слабо соображают, все оформили, но решили меня еще немножко хабариками пожечь. Видят, мясо шипит, а я уже словно блаженный. Расслабились, расползлись. Короче, удалось вписать в протокол строчку заветную: «показания даны мною под пытками». Через полгода суд присяжных. Прокурор бодро на автомате оглашает мои показания, механически завершает их сакраментальной фразой, что я в конце дописал. Судья в истерике, прокурор бледный. Оправдали меня. Везет мне по этой жизни, заговоренный, наверное. Жизнь как женщина: чем больше ее презираешь, тем она сильнее тебя любит!

Спустя полгода Бесика найдут повешенным в карцере.

//__ * * * __//

— Сергеич, а чего ты за бугор не свалил? — Саня внимательно разжевывал баланду. — По-любому же знал, что примут.

— За границей, Сашок, как под водой — тихо, тепло, уютно, только дышать нечем, — вздохнул Кум.

— Здесь зато, дыши, чем хочешь! Хочешь — «Доместосом», хочешь — парашей, хочешь — испарениями Ирискина. Я, конечно, тоже патриот. Но дышать хочу растительностью среднерусской равнины, а не растительностью вонючих азеров, разлагающихся на соседних нарах.

— Сань, у меня ромашковый шампунь есть! Нюхай сколько душе угодно! — поддел сокамерника Жарецкий.

— Зеленая жижа вместо ромашек, желто-бурая вместо еды, забор вместо свободы и два ублюдка вместо национальной гордости! По-вашему, это Родина?

— А что, по-твоему, свобода? — прищурился Сергеич.

— Свобода в правде!

— Саня, не надо путать поллюции с иллюзиями, — горько усмехнулся Кум.

— Сергеич, история во всем разберется.

— История — рабыня победителя. Красивая, богатая, интересная, но лживая и продажная. Отдается за страх и за деньги. Она так и называется, по принадлежности — история государства! А кто сегодня государство? Эта шпана еще пять лет назад в Смольном на меня шнырила. Принеси-подай, иди на. не мешай. Я их лично от малолеток и кокаина отмазывал. Вот оно, государство. Знаешь, что такое «крысиный король»?

— Мышонок с тремя головами?

— Это такая хрень, которую до сих пор не могут объяснить. Крысы — двадцать, тридцать, причем одного возраста, намертво сплетаются хвостами, превращаясь в коллективный разум. Другие крысы их кормят и оберегают. Это большой крысиный мозг из связанных крысиных тушек. В этом их сила. Но в этом их обреченность. Как только в этой спайке гибнет одна, у остальных шансов нет. Они будут или перебиты человеком, или сдохнут под трупом партнера, или их сожрут те, кто еще вчера кормил и охранял.