Родить легко

Поэтому во многих роддомах неонатолог во время золотого часа зачастую стоит с раздражённой физиономией, искренне не понимая – к чему эти нелепые развлечения? Вынуждающие его либо торчать битый час в палате в нарочито выжидательной позе, либо уходить к себе и возвращаться ещё раз, например, глубокой ночью, – вместо того, чтобы одним махом покончить с осмотром и спокойно удалиться. Или вызванная на всякий случай реанимация, увидев, что в её помощи нет никакой необходимости, может всё равно взять и прочистить ребёнку дыхательные пути («Ну раз уж пришли!»), отняв его от мамы и тем самым безнадёжно испортив идею золотого часа, не предусматривающую никаких пауз.

Всё это решительно и бесповоротно искоренили в 22-м, жившем и работавшем как большая дружная семья.

Я благодарна этому периоду жизни и за то, что доктор Бранкович в паре со мной пробовала брать самые сложные, любопытные случаи, давая мне бесценную возможность учиться. В 22-м прошло большинство моих самых интересных родов, и прежде всего потому, что можно было заниматься именно родами – не оглядываясь и не опасаясь, что крикнут, одёрнут. Наоборот, ощущалось, что в любой момент, если потребуется, придут на помощь.

К тому же – что для роддомов, да и больниц вообще, большая редкость – доктор Бранкович работала играющим тренером, находясь в активной практической деятельности акушера-гинеколога: принимала роды, оперировала, вела множество контрактов.

Знаю: есть главврачи (и немало), которые сознательно мало занимаются практикой. Цитирую одного такого: «Нельзя, находясь на высокой должности, много работать. Чем больше ты работаешь, тем больше вероятность допустить ошибку. И если ты, начальник, промахнулся, как потом сможешь ругать своего облажавшегося подчинённого? Тебе в любой момент скажут: а сам-то чего? И прощай авторитет!» То есть, предположим, самолично «организовав» в родах реанимационного ребёнка, главврач оказывается под ударом и как будто теряет священное право кричать и наказывать…

А вот Бранкович не из тех: она пахала по полной программе, порой по трое-четверо суток не появляясь дома. Как правило, косметолог и парикмахер приезжали прямо к ней в кабинет – времени на посещение салонов красоты просто не было. Все главврачи, которых мне довелось видеть, имели секретаря, через которого порой невозможно прорваться – хоть в лепёшку разбейся, доказывая, что вопрос важный и срочный. А у доктора Бранкович секретаря даже не предполагалось, любой мог постучаться и войти.

И ошибок она не боялась, хотя, как у всякого доктора, без них не обходилось. Я имею в виду не профессиональную халатность в чистом виде, а действительно сложные ситуации, которые при всём желании не способен миновать ни один практикующий медик.

В каждом, даже самом крутом или строгорежимном роддоме порой рождаются слабые или больные дети, везде бывают кровотечения, отслойки плаценты и преэклампсия. И случаи родов высокого риска, которых многие врачи хотят избежать, дабы не портить репутацию и получить благодарность «за красивый шов». А доктор Бранкович всё наиболее сложное брала на себя, в этом кардинально отличаясь от большинства главврачей.

Конечно, всё московское индивидуальное акушерство на неё просто молилось. К ней приводили сложных беременных, которых никто никуда не брал, – та же история с безволосой Полиной тому наглядный пример. К ней лично или в 22-й вообще начали «утекать» непростые случаи из именитых и дорогих медцентров: осознанные беременные стали понимать, что хорошо родить – это не бытовые условия, не обещания, что всё будет замечательно, а правильное мировоззрение. Как, например, роды с рубцом, которые требуют особого умения и опыта. И когда в роддоме при медцентре топового уровня говорили: «Мы берём рубцы», я всегда рекомендовала поинтересоваться, сколько именно там родили рубцов. Один наш отчёт на конференции сопровождался, помнится, недвусмысленными цифрами:

– За год взяли на роды столько-то женщин с рубцом на матке. Родили – столько-то, ушли на повторное кесарево – столько-то.

Всё конкретно, всё прозрачно. А весьма известный доктор в ответ на вопрос от беременной на той же конференции «сколько за год у вас родили с рубцом?» пустилась в пространные рассуждения: «В этом году больше, чем в прошлом, а статистика – сложная штука». Статистика – простая штука! Если, конечно, оставаться честными. В родах с рубцом нужен опыт, реальные навыки, многократно обкатанные на сложных случаях. А когда просто говорят «мы берём рубцы», это означает, что где-нибудь посередине родов, скорее всего, уйдут на операцию. Впрочем, ровно то же самое относится и к тазовым, и ко всем прочим сложным случаям.

Четыре года доктор Бранкович была абсолютным кумиром московского акушерства. Чем в один прекрасный момент, как водится в славной отчизне, встала высокому начальству костью поперёк горла.

И в 2018-м, как гром среди ясного неба, доктора Бранкович демонстративно уволили с должности главврача.