Родить Минотавра

Таких упрямых глаз Резанов у Ксении ещё не видел. Для этой женщины главным было дело, а он, Резанов, являлся чем-то второстепенным, хотя, наверное, иногда и приятным. И, в общем-то, ничего удивительного в этом не было, ведь так они сосуществовали на протяжении пяти лет, и его эта жизнь вполне устраивала. Почему Ксения должна теперь ставить его на первое место, неужели только потому, что они совместно способствовали зарождению ещё одной жизни? Но ведь и отвечает за эту жизнь пока что одна Ксения, а Резанов просто с боку припёка. Советчик. Бык-производитель, который сделал своё дело и отправился в сады Иллира, пощипывать изумрудную травку. Странное существо человек и поразительно-разнообразное в своих проявлениях. Но почему и в чём Резанов не прав? Ну не нравится ему грызня за деньги и власть – это ему даже не интересно. Ему нравится быть просто эбирским барабанщиком – пить вино и любить девочек. Или строить воздушные замки, которые так нравятся Ксении. Правда, тут же возникает проблема: Ксения начинает одевать его мечту в камень, чтобы расположиться там со всеми удобствами. Между прочим, у неё есть свой резон: ребёнка придётся откармливать молочком, а не Резановской розоватой дымкой.

Булыгин откликнулся на Резановское приглашение без энтузиазма. Не то, чтобы Николаша был очень уж трусоват, но как человек обременённый женой, двумя детьми и тёщей не считал для себя возможным пускаться в авантюры. А Сергей Резанов в его представлении, конечно же, был авантюристом, готовым подставить под бандитские пули голову не только свою, но и Булыгинскую.

– Я тебя предупреждал, – сказал Булыгин с вздохом, усаживаясь на предложенный стул. – Будь добр, меня в это дело не впутывай.

Резанов никуда Николашу впутывать не собирался, поскольку пользы от него в серьёзном деле никакой, а ненужного шума он производит с избытком. Николаша хотел было обидеться на столь нелестную характеристику, но потом передумал, удовлетворившись вместо извинений чашечкой кофе:

– Только учти, что всё это предположения и никаких доказательств у меня нет. – Могила, – заверил его Рёзанов.

– Ответь мне для начала на такой вопрос, Сергей Михайлович, – начал Булыгин издалека, – много ты встречал за годы реформ обедневших чиновников, хоть федеральных, хоть областных, хоть муниципальных?

– Ну, ты даёшь, Коля, – засмеялся Резанов. – Где я найду тебе этих обедневших, мы, чай, не Гаити какая-нибудь.

– На Гаити ты их тоже не встретишь, – досадливо отмахнулся Булыгин. – Но, согласись, это ведь парадокс: производство упало вдвое, народ обнищал до полного безобразия, а чиновничий класс процветает.

– Воруют, – вздохнул Резанов. – Взятки берут. – И раньше брали, и раньше воровали, но всё это, брат, была самодеятельность. А тут ведь не десятки, не сотни, не тысячи, тут всё чиновное сословие процветает. Такое возможно только тогда, когда экономическая система работает именно на это их процветание. Схема проста до идиотизма: чиновник берёт госсредства и передаёт их банкиру под небольшой процент, банкир эти деньги пускает в оборот, а чиновник создаёт для этой финансовой операции обстановку наибольшего благоприятствования, используя административный ресурс с целью получения сверхприбыли. И тут уж, сам понимаешь, государственный интерес побоку, интересы промышленности побоку, тут преобладает сословный чиновничий интерес. – Ты хочешь сказать, что Ксения эту самую сверхприбыль не хочет возвращать номенклатуре?

– Я тебе нарисовал идеальную схему, но бывают и не идеальные. Ксению подставили. Люди, которые должны были обеспечить быстрый оборот капитала, решили сыграть на чужого дядю. То есть её банк решили обанкротить. А в этом банке, между прочим, деньги многих промышленных предприятий, средних и мелких предпринимателей. Ксения передёрнула: взяла и пустила рекуновско-дерюгинские деньги по той самой обречённой схеме, а деньги своего банка по схеме прибыльной. По закону её никто ущучить не может, по той простой причине, что банк готов выплатить хоть сейчас и Дерюгинские, то бишь государственные, вклады и Рекуновские, но выплатить с документально зафиксированным процентом, а отнюдь не со сверхприбылью. Она заставила этих ребят за чужой интерес ноги бить, а свой интерес хоронить. Можешь себе представить степень их огорчения? А тут ещё выборы на носу, которые без денег не выиграешь.

– На святое, выходит, покусилась? – На сословную привилегию, – поднял палец вверх Булыгин. – Это, брат, с ее стороны наглость почище большевистской в семнадцатом году. Она всё их нынешнее благосостояние под корень рубит.

– Сволочи, однако, – холодно сказал Резанов.

– То, что сволочи, это ещё полбеды, – вздохнул Булыгин. – Беда в другом: выстроенная под чиновный интерес экономика развиваться не может. Ведь схема, которую я тебя описал, далеко не единственная. Таких схем вагон и маленькая тележка.