Родители королей

— Слушай, — вдруг спрашивает Вали, — а почему ты все время кормишь его, а сама ешь, только когда находим? Если ты свалишься — нам-то точно не спастись.

— Потому что его не уговоришь потерпеть. Нам он нужен именно такой как сейчас — усталый и сытый. Потому что бодрый или голодный ребенок — это шумный ребенок. Придется поить снотворным. А после него дети просыпаются не всегда.

— А, — кивает Вали.

— А ты думал, я как обычная мамашка? Всё в дитя, а сама подстилкой?

Вали вдруг мрачнеет

— Имей в виду, — жестко говорит он, — ты мне не мама.

— Даже не претендую.

— А кто ты мне теперь?

— Ну… мама твоего брата по отцу. Мачеха, видимо.

Вали передергивает.

— Зови по имени, — советую я, — не ошибешься…

Ночью по городу мечутся лучи прожекторов. Мы спим в очередной развалине, мимо нас с писком мчатся несколько теней.

Штатские. Идиоты, не поверившие эвакуаторам.

Глаза Вали сверкают в темноте, он тянется к автомату.

Я шлепаю его ладонью.

— Пусть их.

Он опускает руку и с усмешкой слушает грохот башмаков вооруженной погони.

— Ты права. Пусть сами себя поубивают.

— Парень, тебя заносит, — замечаю я, укутывая сопящего Фенрира, — нет никакой необходимости их ненавидеть.

Он задыхается от обилия возражений, скакнувших на язык одновременно.

— Но!..

— Их тоже можно понять. Они жили себе и жили, это мы с ними случились. А им, конечно, хочется, чтобы все стало как раньше… Можно пожалеть. Кроме того, ненависть — отличное средство для манипуляции тем, кто ненавидит.

— Мне — их — жалеть?

— Главное, понимать. А там как карта ляжет. Не путаются под ногами, — можно и пожалеть. Тем более, раз они нас не заметили, то и выдать не могут. А со своей ненавистью… твои выстрелы патруль бы услышал.

Подросток облегченно вздыхает. Этот довод ему понятен. Больше пока не нужно, больше ему не вынести. Кроме Нари, у Вали совсем недавно была еще и мама. Через нее пытались достать меня. Не достали.

На рассвете мы выясняем, что четыре квартала оцеплены. Будь они неладны, эти штатские! До парка, в котором стоит на бетонном пьедестале Камень — от силы час ходу. Но максимум в полдень надо быть там.

К восьми утра мы с Вали ощупали периметр по всей линии. Он смотрит на меня спокойными доверяющими глазами. Я — проверенный боем командир, хоть и женщина. Он меня признал.

— Может, лучше я Фенрира понесу? — предлагает он, — ты же лучше меня стреляешь?

— Рискованно. Я привыкла вес распределять. К тому же будет ли он у тебя спокойно сидеть?

Женщина с ребенком и подросток.

Против нас три группы взрослых мужчин, одна прямо перед нами, две по сторонам — но подтянутся при первом же шуме.

Вали проверяет автомат. Я все-таки приматываю Фенрира к себе, проложив между обмоткой и ребенком наш единственный бронежилет. Малыш спрятан в пуленепробиваемой ракушке, одни ноги свисают.

Вали бесшумно отходит налево, за угол.

Поехали.

Группа передо мной вскакивает и в полном составе мчится в сторону улицы. Расчет верен — в руинах города патрулируют одни ополченцы. Идиоты не лучше штатских. Я кручу рычаг, натягиваются наспех протянутые проволоки. В доме одна за другой вылетают рамы окон, патруль палит по верхним этажам. С висящего на соплях балкона падают, как последние дождинки, все три наши гранаты.

Вали выныривает из щели между блоками. Я мчусь за ним следом. Время десять двадцать. Бежать придется, пока будут нести ноги.

Правой, свободной рукой я поливаю из автомата бегущих наперерез мужчин. Еще три шага… Все, мы в проулке. Который, правда, неизвестно куда идет, мы снова с хвостом, но если у них нет поблизости вертолетов, то это неважно. По лицу течет кровь. Задели-таки.

Вали машет рукой и сворачивает вправо, я бросаюсь следом, смахивая кровь, натекающую с брови на правый глаз.

Мы бежим параллельно парку, лучше заранее не показывать, что именно является нашей целью. Там, прямо — музей, набитый всякой магической дребеденью. Но меня интересует не сила. На Камне Тинга женщина может потребовать безопасности для себя и своих детей, и асы клялись следить, чтобы это право не было нарушено.

Пора сворачивать. Я хлопаю Вали по плечу, он лихо тормозит, и вдруг выражение его лица становится другим.

Посреди площадки на уровне второго этажа, заваленной тем, что совсем недавно было торговым центром, стоит и смотрит на нас вооруженный мужчина. Пространство, которое надо преодолеть до бурелома, которым стал парк, простреливается. Чтобы видеть проулок, которым мы пришли, мужчине надо сделать всего пару шагов вверх.

Мужчина демонстративно опускает оружие дулом вниз.

Я бью ладонью по дулу автомата Вали, очередь проходит по осколкам витрин и чудом уцелевшим манекенам.

— Ты что, не видишь — он не стреляет?

— Мало ли кто не стреляет.

— Он мог. Но не выстрелил.

Мужчина мягко спрыгивает на асфальт и приближается. Быстро, но без лишней торопливости. Он внимательно смотрит на кулек, из которого торчат ножки Фенрира в синих джинсовых ботиночках.

— Это и есть ребенок, который защитит Землю от взрыва Сверхновой?

— Ты ас, — говорю я, и недоуменно смотрю в его лицо. Странно, но я действительно его не знаю.