Родительный падеж

Светлана договорилась с матерью, что та возьмет Лесю к себе в Умань, а она с мужем будет их проведывать и обеспечивать всем необходимым. Родня Максима помогать отказалась, надеясь, что это избавит сына от необходимости идти «позориться на базаре» и опуститься там, как когда-то любимая невестка. Не избавило. Максим, хоть и неохотно, но согласился работать вместе с женой. Вместе можно было что-то заработать и продержаться, потому что все-таки верилось, что та ночь не бесконечна, должен когда-то наступить и рассвет.

Они и правда перешли на чуть иной уровень — оформили предпринимательство и работали уже не на чужого дядю, а на себя; сами закупали товар у производителя, сами и продавали, пытаясь как-то раскрутиться, подняться, управиться с ценами, которые все ползли вверх. Не то чтобы Максим был в восторге от этого семейного бизнеса, но — жена сказала, он и согласился. Отдав управление кораблем семьи Светлане, он подчинялся, разводя руками — «А что тут сделаешь?».

У знакомого, который распродавал имущество, отправляясь жить за границу, они купили битую «копейку». Максим посетовал, что, мол, люди едут к новой жизни, а они… Но Светлана цыкнула на него, отрубив, что те люди везут с собой востребованные мозги физика-атомщика, которые там будут неплохо продавать, а дармоедов никуда не приглашают. Максим вздохнул, пошел на курсы, сдал на права, и четыре стареньких колеса немного облегчили жизнь семьи. Однако все базарные трудности никуда не делись, и супруги, просыпаясь круглый год в пять утра, тянули свое ярмо, как тысячи и тысячи соплеменников.

При такой жизни, между базаром и ребенком в другом городе, Светлане было не до домашнего уюта и здоровья. Однокомнатная квартира в стареньком доме была скорее ночлежкой, где они засыпали, перехватив чего-нибудь на ужин и согревшись в душе, и не было ни сил, ни времени, ни желания делать какие-то ремонты, что-то улучшать, да и не для кого было — Леся уже пошла в школу у бабушки и вроде была довольна такой жизнью, хотя и просила время от времени привезти для компании братика или сестричку.

Допросилась. В своих хлопотах и с мелкими, но запущенными проблемами с женским здоровьем Светлана не сразу и определила, что беременна. Эта новость от врача «скорой», которую пришлось вызвать однажды из-за боли в желудке, была как гром среди ясного неба. Доктор уехал дальше на вызовы, уколов какой-то медикамент, а супруги остались, ошарашенные новостью и настойчивой рекомендацией посетить гинеколога и стать наконец на учет.

В женской консультации срок признали слишком большим для прерывания беременности. И Светлана, и Максим понимали, что, если она сядет дома, он один не справится с заработками, даже если наймет продавца, потому что двигателем и пробивной силой все-таки была жена. Прикидывая новые нагрузки на кошелек с появлением новорожденного, оба вздыхали и думали, как оно будет дальше. Не отдавать же и этого ребенка бабушке с первых дней жизни!

Светлана не удержалась и одним осенним днем обсудила новость с подругой, которая уже не первый год торговала рядом. Та была женщиной одинокой, простой, непобедимой в противостоянии всевозможным жизненным испытаниям и при этом набожной. Когда-то приехав из Западной Украины, она вцепилась в Киев намертво и не думала отступать, потому что отступать, собственно, было некуда.

— Не выдумывай! — сказала соседка. — Бог дает — значит, знает зачем! Не тебе решать, жить ли твоему ребенку! Сходи в церковь, помолись, постой, подумай, закажи Сорокоуст за здравие близких и родных и себя тоже впиши в список, тебе не помешает.

— А как же мы жить будем? Ты ж знаешь Максима, он уже весь растерянный, а дальше что будет?

— Будет то, что должно быть! Выше человеческих сил Господь испытаний не посылает! — отрубила соседка. — Радовалась бы, что ты еще можешь, что ты настоящая женщина. А я по молодости… Да что теперь… — Она махнула рукой, отвернулась и начала перекладывать товар в глубине контейнера.

Светлана прислушалась. Сходила в церковь, постояла, зажгла свечки, заказала службу. Она не умела молиться как следует, просто стояла перед иконой Божьей Матери и шепотом просила у нее совета, поддержки, силы и здоровья все выдержать. Говорила как со старшей подругой. Потому что, как выяснилось, при такой жизни близких подруг у Светланы не было. Почему-то теперь еще чаще вспоминалась ей студентка Ириша, с которой познакомились в больнице, когда рожала Лесю. Это было нелегкое время ее развода с Максимом. Соседка по палате как-то без лишних вопросов поняла ее душевное состояние, сочувствовала и по-детски желала, чтобы все наладилось. Светлана даже звонила ей несколько раз ко дню рождения их детей, но встретиться так и не решилась — нечем было хвастаться, стыдилась своего теперешнего базарного вида, такой жизни, а еще того, что, склеив когда-то разбитую чашку своей семьи, не чувствовала себя счастливой. Потому и не хотела этих откровений при встрече. А потом номер телефона Ирины, записанный на обертке от печенья, где-то потерялся.