Родительный падеж

«Может, с Грином еще раз посоветоваться? Правда, он склонен к «понтам» и всяким мажорским аксессуарам, опять какую-то фигню предложит, да и будет вести себя как старший брат, — размышляла Маша, поднимаясь по лестнице. — Нет. Вообще буду молчать. Завтра опять встречусь с художниками, а вдруг Леся за сутки отыщет в своем творческом воображении какой-то эксклюзив? Надо будет спросить, где мы могли с ней пересекаться. Или она мне просто кого-то напоминает?»

Дверь была не закрыта, а из кухни доносились веселые молодые голоса — Грин приехал не один. Уставшая за день Маша скрипнула зубами, увидев на вешалке кожаную куртку приятеля Грина, Казбека, который давно выписывал вокруг нее круги и никак не мог понять, почему она относится к нему спокойно и просто дружески, когда от остальных девчонок нет отбоя. Грин когда-то был так назван не в честь литературного родителя мечтательницы Ассоль, а потому, что фамилия его была Зеленцов, что мигом было переведено на «всем родной» английский. А вот Казбек и правда походил на кавказца, хотя по паспорту был Трипольским. Говорил, что бабушка его была грузинкой. Он старательно поддерживал свой имидж, хотя, наверное, именно из-за этой изюминки его любили останавливать менты. Не сказать, чтобы он был несимпатичен Маше, скорее, такой тип парней был ей интересен, но она отгораживалась от этого слишком самоуверенного поведения и не хотела стать очередным трофеем Казбека.

— О! Машуля пришла! Пиво будешь? Софийка приготовила рис с кальмарами, мы для тебя порцийку придержали, — радостно сообщил Грин, когда девушка появилась на пороге кухни, а Казбек молчал с блаженной улыбкой нахала, который явился без приглашения, наелся и ждет еще десерта в виде приятного общения.

— Маша, садись ужинать, — пригласила Софийка, делая виноватые гримасы и кося глаз на Казбека.

— Поставьте в холодильник! — устало ответила Маша, хотя после обеда с Павликом у мамы прошло уже много времени. — У меня голова раскалывается, я пойду посплю. А вы тут прикрутите звук, — добавила она строго.

— Вах! Машунь, а может, тебе сказочку рассказать перед сном, спинку почесать? — проурчал Казбек.

— Купи себе кота и его чеши! — фыркнула Маша и направилась в свою комнату.

— Я котов не люблю! Я люблю кошек! Особенно пантер с характером и когтями! — крикнул ей вслед Казбек.

После этой реплики Маша точно осознала, что кошек на машине заказывать не будет.

— Козел. Горный, — выдохнула она, уже прикрыв за собой дверь.

* * *

На следующий день трое молодых людей опять встречались в гараже СТО на окончательном совещании. Маша добиралась городским транспортом и думала, что никогда не умела рассчитать время проезда, правда, уже и за рулем не угадаешь, когда доберешься от пункта «А» до пункта «Б», — кажется, автомобили захватили город и вытесняют из него людей, как когда-то люди отвоевывали территорию под город у живой природы. Небо хмурилось, где-то вверху грохотало, вот-вот готов был хлынуть весенний дождь.

Сервантес опять заметно волновался, Леся понимала, что приятелю очень нравилась Маша, но он абсолютно не имел опыта общения с подобными барышнями, и, кроме того, за сутки художники не придумали ничего конкретного, что можно предложить для нового имиджа темно-синей «субару». Вчера часа два Сервантес показывал Лесе, как работать с аэрографом, а она с охотой и очень старательно усваивала теорию, подкрепляя практическими попытками нарисовать что-то на старом побитом крыле машины, найденном в глубине гаража.

Для такой работы нужна воля, терпение и твердая, без дрожи, рука. Указательный палец, который нажимает маленькую гашетку на аэрографе, будто курок пистолета, должен сработать не слишком резко, но и не слабо. Чуть дрогнет палец — и инструмент плюнет на металл кляксу краски вместо нужного легкого пшика, от которого должно выйти более или менее плотное облачко с размытым краем. А брак в такой работе допустить нельзя — переделывать придется весь сектор — или дверь, или капот, или крышу…

Леся старалась, закусывала губу, прищуривалась, прицеливаясь, хмурила брови, ойкала, когда выходило не то, что хотелось. Сервантес посмеивался над ней и, вспоминая свое ученичество, говорил:

— Вот теперь ты понимаешь, почему я не пью ничего крепче пива и берегу нервы?

— Угу, — отвечала Леся, не отрываясь от «прописей».

Но через два часа она уже заскучала просто тренировать палец и определять расстояние от носика аэрографа до металла в соответствии от силы струи краски. Пока Сервантес ходил за сигаретами, она подготовила сюрприз — согласно выстроенной в голове схеме выполнения пошагового рисунка (владела и фотошопом) нарисовала десятка полтора капель. Они действительно выглядели объемно на фоне собственной тени, да еще и с бликом! Замурзанная, но гордая ученица гордо презентовала своему мэтру первый собственный шедевр аэрографии:

— Вот!

И Сервантес похвалил ее за сообразительность и старательность, но попросил не гнать лошадей, потому что для начала надо набить руку и разобраться в технологии. Но оба были довольны — первый день уже дал результат.