Родительский парадокс

Я почувствовала, что одна из общеизвестных радостей наличия сыновей-подростков (по крайней мере, для Майкла) — это возможность поиграть с ними в настольный хоккей и устроить настоящую возню. Но в то же время Майкл сейчас — трезвый человек, во всех смыслах этого слова. Он отлично понимает, чего требует от него зрелая, взрослая жизнь.

— Нужно строить семью, — торжественно сказал мне он, — из песка и камня.

Воспоминания, мечты и размышления

Самое привлекательное в переходном возрасте для родителей то, что в этот период мы можем наблюдать не только за нашими детьми, но и за самими собой. Малыши и младшеклассники заставляют нас переосмысливать сделанный выбор и порой будят чувство сожаления. Но именно подростки пробуждают в нас самую острую самокритику.

Это подростки заставляют нас задумываться, кем мы станем и что будем делать, когда они больше не будут в нас нуждаться. Это в них мы видим результат принятых нами в процессе воспитания решений. Это они заставляют нас задуматься, все ли мы сделали правильно (маленькие дети еще не сформированы, и процесс их воспитания продолжается, поэтому при необходимости можно сменить курс).

Опрашивая родителей подростков, Лоренс Стайнберг просил участников опроса заполнить «шкалу воспоминаний среднего возраста». В ней был и такой пункт: «Хотелось бы мне начать все сначала и сделать все снова, зная то, что я знаю сейчас». Почти две трети женщин заявили, что часто испытывают такое чувство. О том же сказали и более половины мужчин.

Публикуя результаты в «Сложных путях», Стайнберг провел четкое разделение по этому вопросу. Он заметил, что в данном пункте участников не спрашивали, хотят ли они снова стать подростками.

Существует распространенное убеждение, что взрослым не хватает буйства и свободы юности (именно это клише заставляет мужчин покупать красные спортивные машины, а женщин — вступать в отношения с инструкторами по теннису). Беседуя с участниками опроса, Стайнберг выяснил, что люди мечтают вовсе не о втором переходном возрасте: «Они хотят получить вторую взрослость [курсив мой]».

Переходный возраст часто заставлял задумываться о выборе, сделанном в жизни. «Преисполненные сожалений о выбранной карьере, супруге и образе жизни, — пишет Стайнберг, — они хотят получить шанс прожить новую жизнь».

Именно об этом говорит мне Гейл. Мы сидим на ее залитой солнцем кухне вместе с тремя дочерями-подростками. Одной четырнадцать, второй семнадцать, третьей двадцать. В воскресенье утром удалось собрать сразу всех. Гейл начинает рассказывать историю своей жизни. Но она не перематывает ленту к самому началу, а останавливается на том моменте, когда она покинула дом.

— Если бы я упорнее училась в старших классах, — говорит она, — то могла бы поступить в другой колледж, окончить его раньше и, возможно, раньше начать другую карьеру. И тогда я пошла бы по другому пути. И в свете моей жизни это был бы гораздо лучший выбор.

Пока что Гейл выбрала жизнь домохозяйки и матери. Когда она принимала решение, оно казалось ей вполне разумным эмоционально.

— Я бросила работу, потому что не могла оставить детей, — говорит Гейл.

Девочки снуют из кухни в гостиную и обратно.

— Мне было больно расстаться с ними даже на час, чтобы сходить в банк.

Гейл никогда не осуждала своих подруг, которые продолжали работать и сумели иначе организовать жизнь детей. Но для нее это было неприемлемо.

— А теперь я думаю: какой пример я им показала? — говорит Гейл. — У меня три дочери, и я бросила работу? Я ограничилась одним лишь колледжем! Если бы они были мальчиками, это меня не так мучило бы.

Дети обратили внимание на сделанный мамой выбор.

— Лена (средняя дочь, которой семнадцать лет) спросила меня: «Почему ты бросила работу?» Я ответила: «Я хотела быть с тобой». Лена — девочка вежливая, она не стала говорить: «А ты мне вовсе и не нужна». Но я засиделась дома слишком долго, теперь я это понимаю.

Когда дети Гейл стали подростками, она попыталась сменить образ жизни. Она какое-то время искала работу учителя средней школы — когда-то она получила именно такую профессию. Но найти работу в сфере, которая переживает серьезные сокращения, да еще в пятьдесят три года, нелегко. И этот процесс не способствует поднятию духа Гейл.

— Если посмотреть на сайт любой школы, — говорит она, — то сразу увидишь молодых и энергичных учителей. Это прекрасно, но для меня это серьезный удар. Я считаю себя энергичной — но отнюдь не молодой.

Прошли годы, и Гейл пришлось столкнуться с финансовыми последствиями принятого ею когда-то решения. Она вспоминает поездку с Мэй, когда они посетили несколько школ нью-йоркской университетской системы. Тогда мама с дочерью серьезно поссорились. Мэй сочла качество нескольких школ настолько низким, что не захотела тратить время на поступление. И Гейл обиделась — ведь именно эти колледжи могли позволить себе она и ее муж (муж Гейл является владельцем небольшого бизнеса «товары почтой»).