Родиться в Вифлееме

Отвернувшись от мертвеца, тэш’ша, тяжело ступая, прошел по коридору. Дверь, к которой так и не добрался бывший капитан «арки», раскрылась перед ним. Мостик встретил тишиной: вся смена, более двух десятков человек, умерла в самом начале, не успев ничего понять. Переступив через лежащий у самого входа труп в синей форме, тэш’ша прошел к ближайшему пульту, сбросил лежащее на нем тело, и опустился в освободившееся кресло. Сидеть было неудобно, пускай даже кресло и постаралось максимально подстроиться под массивную и рослую фигуру, но комфорт ему и не требовался. Страшная усталость, опустошение, желание закрыть глаза и заснуть — с этим ему приходилось ежеминутно, ежесекундно бороться, выжимая из себя последнее. Скоро он сможет отдохнуть, скоро то, к чему он так долго готовился, понесется по определенному им пути. Но до тех пор — каждая секунда, каждая деталь, каждая мелочь требует неусыпного внимания, работы ума и концентрации. Миг, когда можно остановиться и отдохнуть, он миновал, сделав первый шаг по палубе человеческого корабля, принеся с собой хаос и смерть.

И мало утешало, что едва ли кто другой на его месте смог бы выдержать так долго.

Капля усилий, капля внимания — приятный для глаз аварийный свет погас. Он остался наедине со своими мыслями в абсолютной темноте.

Это не беспокоило. Не мешало. Покой и тишина помогали погрузиться в себя, оценить, осмыслить то, что сделано и что предстоит. Не для того, чтобы принять решение, — а для того, чтобы найти в себе мужество и уверенность следовать дальше, бесстрастно воплощая задуманное в реальности. И раз за разом ощущать в этом покое, тишине неуемное любопытство, жажду выйти за границы позволенного, разведанного, стремление идти вперед, искать и находить новое, открывать давно забытое старое. Чувствовать, находить в окружающем нечто незаметное для остальных — и стать первым за многие сотни Оборотов, чьи успехи на стезе постижения мира ставили на одну доску с триумфами на поле боя.

Он никогда не сомневался. Никогда не позволял метаться между вариантами грядущего, открывавшимися ему. Он видел, что делать, как делать, зачем делать. Он видел момент, когда надо действовать. И делал то, что должен, бестрепетно убирая все мешающее со своего пути.

Он никогда не сожалел о сделанном. И все же иногда ему хотелось мечтать, чтобы кто-то другой взял на себя этот груз, кто-то другой стал тараном, обреченным сокрушить то будущее, крохотный лоскут которого открылся ему на миг — и вселил в душу темный, беспросветный ужас.

Но больше не было времени мечтать. Горропа ждала его, а за спиной были те, кого он должен спасти. Пути назад не было.

Несокрушимая воля в очередной раз заставила встряхнуться, сконцентрироваться. Пульты, системы мостика ожили, зажегся аварийный свет, появились над проекторами экраны. Энергия еще работающих регравов хлынула по отведенным ей каналам — только теперь этой энергией распоряжался тэш’ша, сидящий с закрытыми глазами, вновь окруженный черным, беззвучно кружащим вихрем.

Секунды бежали, складываясь в столь же стремительно утекающие минуты. Быть может, ему и не требовались больше механизмы, системы связи-отражения, вырабатываемая регравами энергия — иногда он сам затруднялся определить, какие барьеры пали пред ним, когда он, наконец, решился сделать необходимое. Быть может, он мог просто потянуться мыслью в нужную точку, просто шагнуть туда, отряхивая путы пространства как снег с ла’кста после метели…

Быть может — сейчас не место и не время выяснять это. И он полагал, ни того, ни другого у него уже не будет. Последние приготовления, последние детали — не очень нужные, однако могущие оказаться полезными.

Проекционные экраны подтвердили установленный канал связи, а бурлящая в нем, вокруг него, повсюду мощь надежно отсекла возможность установить настоящий источник сигнала. В центре мостика человеческого корабля появилась фигура еще не старого, но достаточно пожившего и много повидавшего тэш’ша.

— Феннаир, — негромко обратился он к образу Марраша’атаха. — Вы хотели говорить со мной…

Сиф’та Оариис-с, система безымянной звезды. Боевая база «Гетман Хмельницкий»

Неуклюжий, лишенный изящности очертаний «Воронов» или стремительности «Стрел», транспортник пронзил тупым, будто обрубленным носом незримую пленку защитного экрана. Под сводами блока ангаров вспыхнули тревожные огни, вокруг транспортника появилось мерцающее бледно-алое свечение, предостерегая работающих в ангаре людей.