Родька

Стешин отъезд в деревню тоже прошел без меня. Так уж вышло, я с ней даже не попрощался. Стас передал мне от нее коротенькое письмо, в котором она просила делать побольше уличных фотографий: сценки, лица, дома… И еще она хотела, чтобы я вел дневник: на Стаса надежды мало. Желательно по дням. Никакого отбора делать не надо, ей интересно все. К письму прилагалась отличная записная книжка, на первой странице которой чуть витиеватым Стешиным почерком было написано.

«И вот началась

                          наша жизнь

                                             в Болгарии!»

Да, началась. Вернее, совсем скоро начнется. Вот станем мы переезжать границу, а душа: «Дзынь-дзынь»! Веселей, старик, выше нос! Как это там у нас поется? «И тогда поскорей, насушив сухарей, укатила в загранку старушка…»

Все-таки что-то неправильно я делаю. Что-то не так. Может, остаться? Нет уж, фиг. Собрался — надо ехать.

Пока оформлялись документы, мы со Стасом времени зря не теряли. Каждую неделю на пару дней он брал у какого-то приятеля «Запорожец» и мы, как ошалелые, носились по магазинам. Теплые дни нагнали в Москву огромное количество приезжих, везде были очереди, но это нас не смущало.

— Вы здесь не стояли, молодой человек! — говорил я Стасу и толкал его в грудь. — Я стоял, а вы нет. Девушка, подтвердите, что он не стоял!

Девушка подтверждала, Стаса шумно изгоняли из очереди, а я, как правило, оставался.

Так мы достали многое. Например, знаменитый «гжель». Это такая белая фарфоровая посуда с синим рисунком. По словам Стаса, она сильно проходила за границей в качестве подарков.

— Так. — говорил Стас. — Вот это тебе. Это мне. А это ей. Не будет же она бегать по магазинам.

— Кто — «она»? Могу я наконец узнать?

— Придет время, узнаешь.

И время пришло.

— Слушай, старик, — как-то сказал Стас, — я сегодня с утра включил в гараже масляной радиатор. Уверен, что ты не замерзнешь. Тем более, что я тебе дам спальный мешок, там есть раскладушка…

Он на какое-то мгновение замялся. Ты смотри, еще и смущаться умеет!

— Старик! — сказал я. — Нет ничего приятней, чем спать в гараже. Честно говоря, я давно мечтаю об этом. А кто она? Как ее зовут? Джульетта?

— Катя. Вечером мы посидим втроем, поужинаем. А потом ты намекнешь, что тебе пора. И очень прошу… Дело в том, что на данный случай ты — моя вывеска. Знаешь: скажи, кто твой друг, я скажу, кто ты.

— Ясно. — Я почему-то был доволен. — Но для того, чтобы правильно изваять твой образ, я должен знать свою роль. — Я — кто?

— Ничего особенного. Какой есть, такой есть. Правда, и ей сказал, что ты учишься в МАИ, пишешь стихи и прозу.

— Но я ведь не пишу!

— Неважно. Я тоже работаю в ЖЭКе, а не в «почтовом ящике». Со временем она, конечно, все поймет…

— Ах, вот оно что! В «ящике»! Значит, мы сегодня с тобой сыграем в «ящик»?

— Примерно, — Стас мрачно кивнул. — Но, если ты можешь временно прикрыть свой шутильник, ты прикрой. Не могу сказать, что у нее нет чувства юмора, но весь этот наш балагурский набор у нее не проходит. Да и вообще она человек не простой. Короче говоря…

И, нервно шагая по комнате, Стас вдруг набросал такой портрет, что у меня прямо мурашки по телу забегали. Ну и фигура! Пока я брился, перед моим взором все время стояла «железная Катя». «Уйди, враг! — говорил я ей. — Тьфу, тьфу! Сгинь!»

Чудак Стас. Зачем это ему нужно? А может, нужно? Может, это даже хорошо, что он меня так накачал. Во всяком случае, когда Катя вошла и сказала приятным сильным голосом: «Здравствуйте! Я не очень опоздала?», на душе у меня возникло такое тепло, такое ликование, что я прямо запел внутри себя.

Надо же — человек. Обыкновенный женский человек. Никаких признаков вурдалака. А лицо? Прямо-таки располагающее лицо. Казалось, оно фиксирует незнакомую обстановку и меня в том числе не только глазами, а каждой своей частью в отдельности. «Ты смотри, какая хорошая репродукция Модильяни!» — отметил чуть вздернутый подбородок. Довольно красивый, с горбинкой нос, подрагивая ноздрями, быстро пересчитал бутылки на столе: «Это к чему такое алкогольное разнообразие?» Уши у нее довольно большие, но тоже красивые…

— Здравствуйте, Катя, — сказал я, — как хорошо, что вы такая… Родион. Родион Муромцев. В МАИ на третьем курсе, где я учусь на факультете электроники, меня называют Веселым и Находчивым. Но это качества не константные: стоит мне увидеть что-нибудь очень красивое, как тут же моя находчивость дает течь, и у меня образуется перекос в сторону веселости. Может даже показаться, что я нахал. Но это совершенно не так, смею вас уверить. Стас вам, наверное, говорил обо мне. Садитесь, пожалуйста.

— Спасибо. — Она села и уставилась на меня. Единственное, что ее несколько усушало, — большие, чуть тонированные очки в тонкой, еле видимой желтой оправе. — Стас действительно много говорил мне о вас. А где же он сам?

— Секунда! Дело в том, что в последний момент я уговорил его поменять галстук. Я даже настаивал на бабочке, но он сказал, что это смешно.

— Да, это смешно. А вы его видели в бабочке?