Родька

Я прочел почти все подписи под фотографиями. Ничего особенного. Так, заметки для кого-то. Может, для матери.

В конце альбома вклеен отдельный лист. Здесь почерк уже другой. Ага, это писал Стас. Аккуратно, четко записаны все пункты остановок от Москвы до Самарканда — где обедали, где ночевали. Отдельная графа — расход бензина, масла. А вот запись о ремонте: меняли тормозные колодки и распредвал. Судя по сумме, меняли сами.

Вот как они жили… Наверное, в это время у отца был отпуск. Красота!

Я вдруг представил себе, что это не они, а мы. И зачем Самарканд? Мы едем, например, на Валдай. Папа, конечно, за рулем. А я рядом. И вот мы вдвоем… Нет, вдвоем скучновато. Собака еще с нами. А может, не собака? Может… Костя? Пускай будет Костя. Папа за баранкой, я рядом, на переднем сиденье. А мой любимый братец… Куда же его посадить? В багажник. Почему бы и нет? У «Победы» он довольно большой. Можно провести туда принудительную вентиляцию: «Ну, как дела, старик?» Можно даже транзистор ему туда засупонить. «Эй! Ты живой там? Ну, как жизнь? Слушаешь «Маяк» — «Ничего, ничего. Премного благодарен».

И вдруг в голове у меня зазвенело совсем-совсем на другой ноте: «А Костя-то в Благовещенске. Как же это так? Убей, не понимаю…»

Не повезло. Надо было, конечно, ехать. Но Катя захотела лететь, и мы полетели.

Граница! Граница! «Слушай, — обратился я к своей душе. — А где же «дзынь-дзынь»? Где оно?» — «А вот на обратном пути поезжай на поезде, тогда посмотрим, — сказала душа. — А так — где она, граница? Где ты ее видишь?» — «Я ее не вижу, конечно. Но есть же она! Вон там, внизу. Неужели не можешь вообразить?» — «Я все могу. Но от воображаемого я дзынькать отказываюсь. Надоело! А теперь хватит. Сиди и не приставай».

Могу и не приставать. Подумаешь! Слава богу, не один в самолете.

Я перегнулся через спинку кресла и увидел идиллическую картинку: положив голову Кате на плечо, Стас спал.

— Что, скучно вам? — Катя отложила журнал. — Сейчас я приду.

Она осторожно высвободилась, подсунув под голову Стаса свернутый плащ, и села рядом со мной: тут было свободное место.

— Бывали раньше за границей?

— Никогда. В детстве я был уверен, что никакой заграницы нет. Просто это взрослые придумали. Жалко, что мы не поехали поездом, верно ведь?

— Да, — сказала Катя как-то мечтательно. — Первым долгом я бы, пожалуй, как следует отоспалась. Прекрасное занятие — спать. А вы любите? Просто спать? Ну вот, опять уши порозовели. Нельзя так сильно смущаться. Вы же не школьник. А может, вам показалось, что я какая-нибудь такая?.. Так все как раз наоборот. — Она долго молчала. — Вы знаете, что такое фригидность?

Я, естественно, знал.

— Ну вот, — сказала Катя. — Перед вами типичный пример. Сначала я думала, что это у меня запоздалое развитие. Но потом… Возраст все-таки. Да и замужество.

— Вы были замужем?

— Я сейчас замужем.

Я несколько опешил:

— А… как же Стас?

— Перестаньте! — сказала она. — Вы что — с луны свалились? А впрочем, так оно и есть, наверное. Типичный человек не от мира сего. Довольно редкое явление в наши дни. Хотите, я расскажу вам, как вы выглядите со стороны?

— Мечтаю! У одного моего знакомого был киноаппарат, так я ему прямо все мозги испилил, чтобы он снял меня скрытой камерой. Дело в том, что открытая камера, как и зеркало, объективной картины не дает. А ведь пока человек не увидит себя со стороны…

— Да! — сказала Катя. — Я вас очень понимаю. Так вот вам совершенно объективная картина. Выглядите вы так… С чего бы начать?

— Да с чего угодно! Какая разница?

— Разница. — И задумалась. Даже прикрыла глаза. — Нет! — вдруг сказала она. — Не в настроении. Поговорим о чем-нибудь другом.

— Ну вот! Поматросили и бросили. А я уже и душу распахнул.

— Она у вас всегда распахнута. Вообще-то ее закрывать надо. Выветрится, холодно будет… Да вы успокоитесь, я ведь, честно говоря, и не знаю, как вы выглядите со стороны. Я к вам не присматривалась. Просто захотелось еще раз проверить свою старую гипотезу. Когда-то давно я вдруг поняла, что мужчины — крайне примитивные существа.

— А женщины? — послышался голос Стаса. — Я тоже хочу принимать участие в умной беседе. — И он подошел к нам.

Но принять участие ему не удалось. Катя пригнула Стаса к себе, что-то зашептала ему на ухо.

— Не выйдет! — сказал Стас. — Тут уж я могу поручиться.

— Пари?

— Пари!

— А на что?

— Ты сама знаешь, на что.

— Хорошо, — сказала Катя. — Только не мешать. Вон там, в заднем ряду, свободные кресла. Когда нужно будет, мы тебя позовем.

Стас уходить не хотел. Они о чем-то стали шептаться. Даже спор у них возник. Так, препираясь, они и ушли по проходу. А я ни с того, ни с сего отключился. Начисто отключился. И так тоскливо мне стало вдруг. Такой пустой, бессмысленной показалась мне вся моя жизнь. Куда я лечу? Зачем? И зачем мне нужно говорить с этой Катей? Что я отрабатываю, какой хлеб?