Она раскрыла программу и стала читать.
— «Заезд второй. Дистанция — тысяча шестьсот метров. Первым бежит Лампозитор — гнед. жер. от Ланцета и Позы». Ты слышишь, Костя, это для тебя. От Ланцета, хирургическая лошадь. А вот для меня. «Туман — сер. жер. от Тучи и Пустяка». Все великое рождается от тучи и пустяка.
— В том числе и Туман, — сказал Костя.
— Ничего, — сказала Саша, — все равно я поставлю на сер. жер. Идем дальше. «Цилиндр — вороной жер. От Цитаты и Промаха».
— Вот это для папы, — сказал Костя.
— Ну что ж, — сказал папа, — я готов поставить на эту лошадь. А как это делается?
— Очень просто, — сказала Саша. — Давайте сюда ваши рубли. Вот так! Раз, два, три.
— А Родька? — сказал Костя.
— Родя не хочет, — сказала Саша. — Он, к сожалению, не игрок по натуре.
— У него просто нет денег, — Костя протянул мне рубль. — На, держи.
— Мне не хочется играть.
— Ну ладно, — сказала Саша, — сейчас ему действительно неинтересно. Посмотрит пару заездов — расшевелится.
Она пошла к окошку тотализатора и вернулась с тремя какими-то квитанциями.
— И как же мы поставили? — сказал папа.
— Пойдем, пойдем, — Саша торопилась. — На трибунах я все объясню.
Народу было совсем немного. Под небольшим дощатым навесом рядов в десять стояли скамейки. Передние — у самой земли, задние — повыше.
Группками по три-четыре человека зрители рассыпались по всем рядам. Некоторые вообще не садились, а стояли прямо у самого барьера.
Мы нашли свободное место и сели.
— Смотрите, — сказала Саша. — Вот у вас написано: 3—1. Что это значит?
Она стала объяснять папе и Косте, как у них поставлены деньги и в каком случае они выиграют. Кроме основных правил, было еще много дополнительных: «проскачка», «за флагом». Я не очень вникал в то, что говорила Саша, и понял только главное: надо угадать, какая лошадь придет первая и какая вторая.
Шла, очевидно, разминка. По большому пыльному квадрату, внутри которого была посажена картошка и еще что-то, взад-вперед ездили три легкие тележки.
— Вот моя лошадка, — сказала Саша. — Камзол вишневый, картуз оранжевый. Едет Остапенко.
Услышав свою фамилию, наездник зыркнул на нас исподлобья и взмахнул хлыстом.
— Никогда в жизни он не придет первый, — сказал какой-то тучный бородатый человек, сидящий позади нас.
— Почему? — спросил папа.
— По кочану да по нарезу! — ответил бородатый. — Вы, что ли, его первым записали?
— Нет, первый у меня Цилиндр.
— Цилиндр может и прийти, если не поскачет, конечно.
— А вы на кого поставили? — спросил Костя.
— Ишь ты, хитер! — сказал бородатый. — Вот ставки закроют, тогда скажу.
— А какая вам разница?
Бородатый улыбнулся.
— То-то и оно, что разница, кто над кем дразнится. Смотри, смотри. Сейчас побегут.
У большой облупившейся арки, на которой было написано «Павильон механизации», стоял человек с флажком.
Два раза у него ничего не получалось, он заворачивал лошадей и только на третий резко взмахнул рукой и крикнул: «Пошли!»
— Ну началось! — сказала Саша. — Хорошо, правда? Эх, мой заскакал!
— Мой впереди! Мой впереди! Давай, Цилиндр, давай! — говорил папа.
Они с Сашей страшно переживали. Костя тоже переживал, но делал вид, что ему все равно.
Когда лошади обошли уже весь круг и показались на финишной прямой, Костя привстал.
— А что я говорил, — сказал он. — Цилиндр первый, Лампозитор второй. Все проиграли. Кроме вас, конечно.
— Кроме нас, кислый квас, — сказал бородатый. — Сейчас пойдем отхватим.
Он уже встал, чтобы идти в кассу за выигрышем, но в это время на беговой дорожке что-то произошло.
— Куда? Куда скачешь! Держи его, холеру! Ну надо же! Тьфу! — Бородатый сплюнул и опять сел.
— Наша взяла! — крикнула Саша. — Идите получать.
— Не будем торопиться. Еще ничего не известно.
— Известно.
— Не уверен.
Они препирались, стоя у барьера, пока по радио не объявили результат.
И сияющий папа пошел получать выигрыш.
В третьем заезде не выиграл никто. В четвертом и пятом опять папа.
— Ну и везуха вам, — сказал бородатый. — Небось с жокеями знакомы?
— Как же, мои приятели. А кроме того, у меня богатая интуиция.
— Это еще вопрос, — сказал бородатый, — ну-ка дайте вашу левую.
Он взял папину руку.
— И не ночевали, и рядом не живали. Вот где интуиция, на троих росла, одному досталась.
Он раскрыл свою широкую заскорузлую ладонь и показал на припухлость возле большого пальца.
— Видите, линия дугой? Вот это и есть интуиция.
Я тоже посмотрел на свою ладонь. У меня дуги не было.
— А у меня есть, — сказала Саша.
— Ну-ка, ну-ка.
Бородатый посмотрел на ее руку.
— У вас вообще не ладонь, а клад. Жить будете сто лет и счастье иметь под завязку. Замужем были?
— Была.
— Значит, еще раз будете. Ума не палата, а для сердца хватает. По бабьему делу больше и не нужно. А интуиция вот она — это факт фактический. Вы, случаем, не учителька?
— Нет, я врач.
— А коли врач, то живи и не плачь. Дело тонкое, вроде моего. Без интуиции, что без рук.
— А вы кто? — сказал Костя. — Проницатель?
— Проницатель не проницатель, а тебя вижу насквозь. Парень ты гвоздь, а без шляпки.
Костю это почему-то задело.
— Это как же понимать — без шляпки?