Глаза с трудом привыкали к темноте. Глухая тьма, жадно поглощавшая даже звук шагов, обступила, обволокла вязким коконом, и единственными источниками сведений об окружающем мире стали обоняние и осязание.
Запах влажной земли и холод.
Нестерпимый холод, проникающий в тело через подошву туфель. Ледяное касание подземелья морозными веточками поднималось вдоль позвоночника, оплетая нервы и мышцы. Холод пил силы. Каждый шаг давался всё трудней, даже дыхание требовало невероятного усилия. Больше всего хотелось опуститься на пол и не двигаться. Позволить пальцам холода проникнуть в грудь и сжать сердце.
Она погребена заживо.
В лабиринте, из которого нет выхода. Есть только сырая тьма, ждущая, когда истощатся последние силы, чтобы навалиться жутким земляным медведем, сломать рёбра, растоптать, раздавить, напитать свежей кровью обжигающий холодом земляной пол.
Нет выхода. Нет сил. Нет спасения. И совсем нет времени.
Не осталось.
Тысячи крошечных иголочек – коготков, корешков, кто их там разберёт во тьме – протянулись к теплу человеческого тела, и от каждого этого касания на коже зажигалась острой болью крошечная ранка. И в эту ранку закапало, тёплыми струйками стекая по рукам и ногам, время.
Её время!
Время, которого почти не осталось…
– Святомир!!
Велена проснулась от собственного крика. Её колотило. С отвращением сбросив на пол влажную простыню, она вжалась в подушку, всё ещё во власти жуткого сна. Сна, в котором её заперли, похоронили, где из неё выпили жизнь, заменив её страхом и смертельной усталостью. Дыхание никак не хотело восстанавливаться – каждый вдох превращался во всхлип.
В спальне было почти темно – кто-то уложил её в постель и задёрнул плотные шторы, чтобы солнечный свет не мешал отдыхать.
– Почему темно? Святомир! Свят!!!
Он подошёл, опустился на постель и обнял дрожащую женщину, которая тотчас приникла, вцепилась трясущимися пальцами в его рубашку, ища защиты от демонов сна.
– Меня похоронили. Меня резали. Я вся была в крови…
Святомир крепче прижал подругу к себе, поглаживая по влажным волосам.
– Ты наплакалась в душе, Велла. А потом уснула. Это был сон.
– Ты меня ударил, – напомнила Велена.
– Во сне?
– По-настоящему. Ты помнишь.
– А ещё укрыл и не стал мешать тебе спать, – насмешливо заметил Святомир.
– Ты ударил меня по лицу!
– А ты меня по самолюбию, дорогая, – парировал он, сжимая женщину в объятиях. – Позволить себе такие неосторожные слова… со мной… ты могла, только если была близка к истерике, а я не знаю более действенных способов предотвращения истерического приступа, чем небольшая терапевтическая пощёчина.
– Не смей больше так делать! – огрызнулась Велена, делая вид, что отталкивает его руки, но теснее прижалась к широкой груди любовника. – Если хочешь получить эту дурацкую книжку, без меня не обойтись, а я не стану помогать, если ты начнёшь распускать руки. – А ещё через секунду до неё дошло: – Я не сама задремала, так? Ты дунул в ванную «Пыльцу морфея» и усыпил меня! Зачем?
– Чтобы ты отдохнула и не торопила события, Велл. Ты была слишком возбуждена, а теперь мы оба спокойны и готовы к разговору.
– Надо было готовиться?
– Разумеется. Пока ты спала, я искал материалы по связям Тайного Города с масонами. Их не очень много, но есть возможность узнать больше. Завтра, надеюсь, мы будем знать реальную цену этой книжки, а может, и саму легенду.
Проследив за красноречивым взглядом Святомира, Велена запахнула пеньюар и фыркнула. Святомир схватил её за тонкое запястье и притянул к себе, свободной рукой ловко развязывая поясок, едва удерживавший шёлковые полы нескромного одеяния ведьмы.
– Кровать влажная, – шепнула она, всё ещё упрямясь. – И вообще, не самое подходящее время.
– Мы, кажется, договорились, милая, что я буду решать, когда время, а когда нет, – холодным тоном напомнил Святомир, повернув её к себе спиной и с видимым наслаждением наматывая на ладонь платиновые локоны. – Ты красивая женщина, Велла, и очень скучная. В твои-то годы ты всё ещё думаешь, что для секса нужны не только двое, но и кровать.
Настя с усилием оторвалась от дневника. С большим трудом. Она уже заметила, что стоило начать читать, как реальный мир словно отодвигался на второй, даже на третий план. Оставались лишь изящные, чуть вытянутые вверх буквы, складывающиеся в безумно интересный текст.
«Если бы я знал, какую жуткую цену мне придётся заплатить за эту тайну, я не сделал бы и шагу на проклятый остров. Стены крепости пропитаны кровью узников, которые убили себя, не в силах вынести подобного существования. Их души стонут по ночам в углах моей камеры – я слышу их, порой я почти понимаю, о чём они плачут. И в эти часы я плачу сам, и не стыжусь писать об этом, писать с гордостью, потому что, несмотря ни на какие мучения, ещё не разучился плакать, а значит, остаюсь человеком. Только так можно выжить и получить ключи к тайнам этого места – оставаться человеком…»
– Девушка!