Родная кровь

Лисин с удивлением посмотрел на Настю, которая потянулась за бутылкой. Сделала небольшой глоток и с удовольствием зажмурилась. В ряду любимых напитков Влада пива не было отродясь, он предпочел бы пару глотков хорошего виски, но Настя выглядела почти счастливой, хотя и чуть-чуть смущённой, и чтобы оказаться с ней «на одной волне», Лисин поблагодарил попутчика и тоже взял бутылку.

– Сто лет не пила пива, – словно оправдываясь, сообщила Настя, ни к кому в отдельности не обращаясь. – Когда я ещё в старших классах училась, мы с подружками иногда сидели в сквере, брали бутылку пива на троих и слушали, как парни поют под гитару. Издали, конечно. Потому что мелкие.

– А потом? – поинтересовался доброжелательный сосед. Готовый использовать любую паузу, чтобы пуститься выкладывать свои жизненные истории, но, видимо, ещё более охочий до исповедей других.

– А потом… не до того было, – уклончиво ответила Настя. – Знаете что… сыграйте, пожалуйста, ту… про колокольчик в твоих волосах…

Патлатый скорчил брезгливую мину, но послушно завёл Чижа. Голос у него оказался высоковат, но получалось неплохо, мелодично и без фальши. Настя прикрыла глаза, покачивая в такт ногой. Видно было, что ей хочется петь, но мешали стеснение и уверенность в том, что ничего не получится.

– А ещё эту, про я рисую на окне глаз твоих… стрелы. Не помню, какие…

– Косые, – подсказал Лисин. И, словно его слова содержали в себе ещё какую-то информацию, считывать которую умеют только барды и туристы, а маги не могут, волосатый протянул ему гитару.

– Настя, почему вокруг вас всё быстро превращается если не в сказку, то как минимум в диснеевский мультик? – спросил Влад саркастически, но получилось чуть мечтательно. Ему самому стало тошно, как мечтательно получилось. – К Питеру, если так дальше пойдёт, весь поезд будет петь и танцевать.

– Я хочу про косые стрелы, Влад, – сказала Настя, одним глотком допив остатки пива. Избавившийся от гитары парень учтиво протянул ей следующую бутылку.

Лисину хотелось сказать, что не помнит аккордов и вообще не умеет играть, но Настя смотрела на него глазами оленёнка Бэмби, и Влад не захотел портить вечер. В конце концов, уже завтра утром они окажутся в крепости, где её ждёт жутковатый прапрадед, приславший проклятый дневник, так пусть повеселится.

И Лисин запел. Сперва голос звучал чуть хрипло, но связки легко вспомнили те времена, когда Владик Лисин терзал гитару, производя впечатление на молоденьких подружек, и вскоре вокал стал чистым. Ну, почти… Патлатый фыркнул, мол, баритон – безликий голос, то ли дело мы, теноры, но на него не обратили внимания.

Закончив одну песню, Лисин принялся за следующую – из тех, что когда-то мог играть с закрытыми глазами, держа гитару за спиной, и в какой-то момент стало ясно, что он не просто поёт, а поёт для неё.

И только для неё.

Клетчатый пнул под столом лохматого, указал глазами на дверь и поднялся, сообщив:

– Мы к ребятам пойдём.

– Гитару занесите, – обиженно буркнул патлатый.

И едва за ними щёлкнул замок, как сработал катализатор, запустивший реакцию, к которой внутренне стремились и Влад, и Настя.

Лисин оборвал песню на полуслове, а девушка села рядом, положила руку ему на шею и медленно провела пальцем по загорелой щеке.

И не нужно было никаких слов.

Слова сейчас пусты.

– Настя…

Влад крепко обнял худенькую девушку, на несколько мгновений замер, вдыхая аромат её волос, а потом отыскал губами её губы.

Поезд нёсся в ночь, подсказывая стуком колёс и мерным раскачиванием ритм, к которому стремились оба.

А жуткие старики, тюремные камеры, подземные ходы и страшные тайны будут завтра. Завтра.

Завтра-завтра-завтра.

Завтра.

За…

* * *

– Он точно спит? – с подозрением спросил Климов, глядя на сидящего в детском кресле Кирилла. – Точно?

Кожа мальчика была очень бледной, почти прозрачной, дыхания Игнат не слышал, вот и поинтересовался. Ребёнок за всю ночь не издал ни единого звука, что тоже было подозрительным: в представлении Климова дети так себя не вели.

– Спит он, спит, – буркнула в ответ ведьма. – Я сделала ему смесь из «Пыльцы морфея» и кое-каких поддерживающих порошков, так что он не просто спит, а действительно набирается сил.

– Ты ему не навредила своими порошками?

Сидящий за рулём Ярцев удивлённо посмотрел на шефа в зеркало заднего вида, Кирсанов рискнул обернуться, чтобы кинуть взгляд, но, правда, тут же вновь уставился вперёд. А вот ведьма, занимающая весомое положение в их маленькой компании, не постеснялась выразить изумление:

– С чего это ты стал таким заботливым?

– Ну… – Игнат замялся. – Он ведь ребёнок. А мы не трогаем детей.

– Правда?

– Я – не трогал, – твёрдо и серьёзно ответил Климов.

А боевики подтвердили слова кивками.

– Ничего с ним не будет, – проворчала Велена. – Я, знаешь ли, тоже не рептилоид.

Игнат рассмеялся. Постарался сделать это легко, небрежно, но все услышали в смехе Климова облегчение.

На самом деле ему до сих пор было неприятно и мерзко вспоминать сцену в квартире Лисина. Даже не саму сцену, в которой, конечно же, не было ничего забавного, а выражение лица собственной матери.