Родная кровь

Сухоруков три года проживший в общаге понимает, что от Петровича, когда тот уже презрел свой нравственный внутренний закон, так просто не избавиться, сует руку в карман и выдает на-гора несколько мятых сторублевок. Петрович рад, Сухоруков наконец закрывает дверь и возвращается в комнату, в которой его никто не ждет.

Из комнаты Стуликова, что дальше по коридору теперь слышны голоса и смех воссоединившихся супругов Моховых. Сухоруков в сердцах бьет кулаком по столу. Почему-то отзывается с улицы. Сухоруков снова бьет по столу. Мелодичной и настойчивой дробью отзывается вновь. Сухоруков удивляется, тут стук начинает жить самостоятельной жизнью. Это опять стучат в калитку.

– Что за черти что, – бурчит Сухоруков и идет открывать.

На пороге стоит местный военком – сухонький майор с красным лицом, и скучающий полицейский с ним. На обочине дымит выхлопной трубой служебный УАЗик.

– Та-ак, – говорит военком. – Прячься – не прячься, бегай – не бегай…

– Чего надо? – грубо спрашивает Сухоруков. Он студент очного отделения биологического факультета, его так просто не напугаешь.

– …А послужить придется, дорогой товарищ, – Военком с прищуренной укоризной пытается разглядеть отблески совести на лице Сухорукова.

– Да идите вы, – Сухоруков искренен и бесхитростен.

– Бери его, ребята – сокрушенно машет рукой военком. Полицейский и его подоспевший товарищ начинают крутить Сухорукова, тот упирается.

– Товарищ майор, я кажись его на митинге видел, – тяжело дыша сообщает один полицейский. – В городе. Когда на усиление ездил. На оппозиционном.

– Ничего, там из него эту дурь быстро выбьют. Повадились, понимаешь. Святого ничего, – военком закуривает и с искренней горечью спрашивает Сухорукова: – Ну и чего вам не хватает, оглоедам? Живете, как у Христа за пазухой. На демонстрации какие-то ходите, в клубы эти. Агенты Запада.

Сухоруков бы и рад ответить, но у него все силы уходят на сопротивление. Полицейских двое, они владеют приемами, но и Сухоруков крепок. Ситуация патовая.

– Не бей его, сержант! Это не наш метод. Мы действуем добрым словом и делом. Неправильное воспитание – корень зла, – Военком в сердцах бросает недокуренную сигарету и начинает помогать полицейским.

На улицу выходит разминая свою сигарету расслабленный Стуликов. У него на плечи накинута куртка Мохова. Увидев, как военком и полицейские запихивают Сухорукова в УАЗик, замирает. Сухоруков не дается, пыхтит и упирается, черные брови от усердия почти скрылись в его пышной шевелюре.

– Та-ак, – замечая Стуликова говорит военком, продолжая утрамбовывать Сухорукова в УАЗ.

Стуликов от безысходности с надеждой роется в карманах и достает студенческий билет Мохова. Уверенно тычет им в сторону военкома.

– Ждем через годик-другой. Все там будем, – сообщает ему военком и бьет кулаком Сухорукова по почкам.

– Сука, – шипит Сухоруков не понятно кому, но глядит при этом ненавидящими глазами на Стуликова, и тут же на мгновение теряет концентрацию. Этим пользуются полицейские и окончательно запихивают тело Сухорукова в машину. Сухорукова увозят.

Стуликов, так и не покурив возвращается в дом и опасливо выглядывает в окно через занавеску.

В комнату входит Лизонька, веселая и довольная собой, но не видит Сухорукова.

– А где? – спрашивает она Стуликова неопределенно показывая рукой на диван.

– Ушел, – отвечает Стуликов, думая о своем. – Слава Богу.

– Как ушел? – Лизонька садится на диван. – Совсем?

– Надеюсь, – отвечает Стуликов и с нарастающим интересом начинает рассматривать как Лизонька разочаровано надувает губки. Садится рядом с ней. Говорит:

– А на что он тебе? С ним же все ясно.

– Думаете? – Лизонька старательно не замечает, как узкая рыба ладони Стуликова накрыла ее собственную мягкую, маленькую ладошку. У Лизоньки дрожит сердце. Она очень чувственная девушка. Еще ей интересно узнать, что же ясно с Сухоруковым.

– А че дверь нараспашку? Налетай, родственники, – в комнату входит Петрович и размерено начинает выкладывать из пакета хлеб, колбасу и бутылку водки. Хлопает по-хозяйски дверцей стоящего тут же громоздкого, как айсберг холодильника.

– Вы куда все делись? – с другой стороны в комнату вваливается трущий глаза Мохов. – О! Подкрепиться не мешало бы.

Мохов лезет в рюкзак и достает курицу-гриль в фольге, огурцы и россыпь золотистых конфет. Стуликов тренькает рюмками. Мужчины выпивают и закусывают. Лизонька чувствует себя брошенной – к столу не идет, сосредоточено тычет в экран смартфона маленьким пальчиком с аккуратным маникюром. Зачем она это делает не понятно – смартфон не ловит ни один из возможных сигналов.

Скоро под опытным руководством Петровича мужчины приканчивают пол-литра. Петрович настаивает на продолжении так как полкурицы еще живы и вообще хорошо, и мягко просит денег у Мохова. Мохов вроде бы не против.