Родная окраина

Потапов все больше и больше распалялся, в душе росло негодование, злоба на Бамбизова. Почему вдруг — не понятно. Он был бы рад более крамольному поступку Бамбизова, чтобы умерить его прыть, осадить, подмять. Его нужно осадить для него же самого, для пользы дела. Частенько заносит Бамбизова в сторону. Помнится, еще в те годы, когда увлекались «королевой», он единственный противился этому делу и портил сводку района. Добро бы противился тайно, как делали другие. Так нет, объявлял вслух: «Не буду сеять шестьсот гектаров, нам достаточно двухсот. Нам, мол, лучше знать, что для хозяйства необходимо и в каких количествах. Дали задание колхозу: продать государству столько-то зерна, столько-то мяса, молока, других продуктов — и все. Мы уж сами посчитаем, сколько чего нам надо сеять, чтобы выполнить план и иметь прибыль. Не выполним — бейте, наказывайте. По-моему, так нами надо руководить». Конечно, теперь он оказался прав и еще больше возгордился. Но тогда ведь это была линия, и ее надо было выполнять. И сейчас он гнет по-своему. Сказали и насчет кукурузы, и насчет другого, а он продолжает все-таки сеять свои двести гектаров да еще похваляется, какая хорошая у него кукуруза. Хорошая — ну и хорошая, слава богу. Так нет, подтрунивает, вы, мол, тогда были дураками и теперь не поумнели. Другого давно бы можно было приструнить, поставить на место. А этот силу взял, Героя ему дали, в области с ним нянчатся. Обнаглел, явно обнаглел. Надо осадить.

Тряхнул головой — разогнать хотел неприятные мысли, к другой стороне пересел, рассматривать поле стал. Но Бамбизов из головы не выходил. Заварил кашу, а секретарю придется расхлебывать. За кого — за кого, а за него обком шею намылит.

И уже совсем миролюбиво решил Потапов: «Надо спасать человека. Что-то придумать придется». Увидел агрегат сеяльщиков, вернее, не агрегат, а движущееся по полю облако пыли, приказал повернуть к нему. В конце гона, у посадки, стали ждать, когда подойдет трактор. Но раньше, чем трактор, прискакал председатель. Он был на другом поле, издали узнал машину секретаря, поспешил к нему. Молодой парень, с год как поставлен во главе колхоза, запыленный, небритый, с руками, испачканными машинным маслом, он смотрел на секретаря и ждал, какие тот сделает указания.

— Ты что это, вид у тебя какой? — заметил Потапов.

— Да что мне, жениться? — отшутился тот.

— Кто вас знает, — проворчал недовольно Потапов, чем очень озадачил председателя.

Смутился парень, щупает подбородок, щеки — да, щетина, но ведь время-то какое, до бритья ли тут. Стал оправдываться.

— Думал, забегу домой, побреюсь, да так и не пришлось…

Но Потапов его уже не слушал, он, казалось, забыл, о чем шла речь минуту назад, смотрел на приближающийся агрегат:

— Значит, сеешь? А упрямился: земля, говорил, сухая?

— Земля сухая…

— Ну, а как же?

— У Владимира Ивановича был — он сеет. Говорит, скоро дождь будет.

— А у него что, прямая связь с небесной канцелярией?

Молодой председатель оценил остроумие секретаря, засмеялся.

— Старики по каким-то приметам предсказывают дождь.

— Глупость, — рассердился Потапов. — Хитрит он со стариками. Просто надо сеять, вот и сеет. При чем тут приметы? Зерно в земле — спокойнее на душе: первый дождик, и ты на коне. — Потапов взял комок земли, раздавил его пальцами — сухой. Потом присел на корточки, копнул палочкой землю — до сырой не докопался, заключил: — Да, дождь нужен. Большой дождь, обложной, денька на два — на три.

— Было бы хорошо, — согласился председатель. — Владимир Иванович…

— Да что ты все: «Владимир Иванович, Владимир Иванович». Пора тебе самостоятельности набираться, — опять рассердился Потапов, но тут же улыбнулся, смягчил резкость в голосе. — Школу ты у него хорошую прошел, правильно, а теперь дерзай. Самостоятельно! Плох тот ученик, который не идет дальше учителя. Да, кстати, не все и у него хорошо, не надо из Бамбизова делать идола. Сам дерзай! А? Ну, будь.

Потапов попрощался и поехал дальше. Но не успела еще осесть пыль за «Волгой», как председатель увидел ее мчавшейся в обратном направлении. Секретарь почему-то спешно возвращался в райком.

Не заходя к себе в кабинет, Потапов тут же, в приемной, приказал секретарше срочно связаться по телефону с «Зарей» и вызвать в райком секретаря колхозной парторганизации Гришанова.

Секретарей вызывали в райком часто по разному поводу, особенно в такие горячие дни, как посевная или уборка. Поэтому Гришанов не удивился срочной телефонограмме. Но когда он явился в райком и ему сказали, что Потапов ждет его, он оторопел. «За что?» — спросил и улыбнулся — пошутил, мол. А сам стал вспоминать события последних дней — где он мог сплоховать. Ничего не вспомнив, открыл обитую черным дерматином дверь и в темноте тесного тамбура постучал во внутреннюю створку. Подождал, ответа не услышал, приоткрыл.

— Можно?

— Да, да, входи, Гришанов. Садись поближе, разговор есть.