Родная окраина

Как там дело было, Карпо не знал и не интересовался. Разбили, перегрузили, а пустой вагон — в депо. Тут-то Карпо первый и обнаружил, что он из-под зерна. Вооружился веничком, все уголочки, все щелочки вымел, до зернышка собрал. Доволен, что посчастливилось: шутка ли — целую сумку наскреб, с полведра будет. Несет домой, торопится — накормит семью хлебом. Но по дороге раздумал, в поле завернул. Прихватил еще участок, рассыпал по нему зерно. Хотя и поздновато было, на том клину вон уже ростки щетинкой поднялись… Но ничего, лето длинное, вырастет, чуть позднее поспеет — не беда. Зато уж потом с хлебом будет Карпо, от людей не отстанет.

А люди как муравьи на той земле. Даже солончаковый бугор за поселком, где одни только колючки и росли, и тот всковыряли, бахчу посеяли.

Бугор не делили, всей улицей так и нагрянули на него. Время уходит, делиться некогда. Да и земля не та, чтобы драться из-за нее. Ее даже и не пахали, лопатами лунки поглубже да пошире делали и прятали семена. Не очень я надеялись на что-то, но ковырялись. Уродит — хорошо, не уродит — тоже не большая беда. Семь лет мак не родил, и голоду не было. Бахча — роскошь, баловство, ею сыт не будешь. Но есть семена — надо посеять.

Не отстал от людей и тут Карпо. С лопатой до последнего дня ходил на бугор. Долбил жесткую каменистую землю, рыхлил гнездышки для семечек, бросал туда арбузные или дынные зернышки и был доволен.

Работа для Карпа никакая не в тягость, от работы Карпо не устает — был бы толк от нее.

Ходит Карпо с тяпкой на свой участок, полет, обхаживает каждый росточек. Радуется сердце, любуется глаз — растет, все растет. Та пшеничка, что позднее посеял, тоже взошла. Зеленеет, кустится.

К концу лета помощница появилась: Ульяна родила. Теперь они все вчетвером в поле. Карпо с Ульяной работают, а Марья с Никитой в тенечке сидит. Нянька из Марьи еще не очень, но все-таки: сторож, в случае чего — сигнал подает. Когда Карпо на работе, Ульяна сама на участке ковыряется.

Не обманула в тот год земля людей — все на ней уродилось небывало. Даже бахча на солончаковом бугре выдалась такой, что люди и теперь, спустя почти полсотни лет, помнят те арбузы. Будто великан какой полосатых валунов на бугор накатал. И сами ели кавуны, и впрок солили, и скотину кормили.

У Карпа тоже все хорошо уродилось, кроме той пшенички, что в вагоне наскреб. Кустилась, кустилась она, лохматилась, кудрявилась, да так и не вышла в стебель. Знающие люди потом объяснили Карпу: озимой, наверное, была. Жалел Карпо — пропало добра столько, лучше бы в муку стер да семью хлебом накормил. Пожадничал он тогда, и зря.

Но ничего, мало ли когда осталось что-то не съедено, не выпито, так что ж толку теперь горевать? Тем более — остальное уродилось хорошо. Наелись наконец досыта, ожили все.

Выручила землица, не пропали Карповы бессонные ночи, не ушел в песок труд его. Стоят в чулане мешки с зерном, ящик с фасолью, чердак забит кукурузными початками. В погребе картошка, солка разная. Во дворе два стожка — кукурузные бодылья и солома. Зачем бодылья свез, и сам не знает. Просто с перепугу перед голодом.

На следующую весну Карпо решил не надрываться с землей, хотел засеять небольшой кусочек — так, на всякий случай. Жизнь вроде налаживаться стала.

Вот тут-то и явился Авдей — шурин. Пришел как змей-искуситель, стал уговаривать прочнее цепляться за землю. Выгодное это дело. Кто не дремал да поболе засеял — теперь только в потолок поплевывает.

— Ты мне отдай Ульянину швейную машинку, я ее обменяю на коня, — предложил Авдей.

— Машинка-то ее приданое, — сказал Карпо, — пущай сама… А потом — на кой нам конь?

— Глупый ты, Карпо. Ты смотри, как люди делают. Вон хоть твой сосед Григорий Иванович. Земли сколько нахватал? И лошадку купил уже. А он мужик умный, не то что мы с тобой.

Авдей моложе Карпа, но шустрее его. Низенький, лицо простачка, глаза плутоватые, он шел по жизни как-то несерьезно, искал, где полегче да повыгоднее. Потому Карпо не очень доверял шурину.

— Григорий Иванович — старик. Ему в самый раз в навозе копаться, — сказал Карпо. — А я и в депе свой хлеб зароблю.

— На кой тебе то депо! — воскликнул Авдей. — Вставай, беги на работу по гудку, гни там целый день спину. А тут сам себе хозяин, никто тебе не указ.

Видать, здорово Авдея схватила за душу щедрость земли, учуял легкую жизнь на ней. Слушает его Карпо и где-то в душе начинает склоняться в его сторону. Вспоминаются весенние дни в поле, вечерняя летняя прохлада, запах скошенной травы, запах поспевающего хлеба. Конечно, все это ни с чем не сравнимо, в депо такого нет. Припомнился ему зайчонок. Маленький, большеголовый, с кулак ростом. Карпо его шапкой накрыл, поймал. Домой принес. Лето держал, кормил. Думал: «Вырастет — зарежу, все мясо будет». А осенью уже наелись всего, зайца жалко стало, отпустил на волю.