Родная окраина

— Не в том дело. Кто понимаеть, куда дело клонится? Для меня той ТОЗ — темный лес пока — куда оно, как будет. А на заводе мне все ясно.

— Это-то да! — обрадовался чему-то Карпо. — Как в депе, к примеру: я там все, кажись, на сто лет наперед знаю! Другой раз вспомню за депо, заноет вот тут, будто по дому соскучился — за депом.

Вечером пришел Авдей с вопросом: «Шо делать будем?»

— Да я, наверно, опять в депо подамся, — сказал Карпо. — А ты как хочешь. Забирай коняку и хозяйнуй. Когда-нибудь отдашь мою долю. А не хочешь — отведи его да продай.

Домой от Карпа Авдей поехал на бричке. Хлестнул остервенело гнедого, затарахтел по улице. Он был недоволен зятем: сам для себя решил, а ты как хочешь. «Ну, гляди у меня, получишь свою долю, как же!»

Оттарахтела бричка, и будто легче Карпу сделалось, будто груз какой сняли с него, будто выздоровел человек. Стоит у ворот, наслаждается свободой, легкостью душевной. И вдруг услышал что-то родное. Прислушался и угадал: издалека, со станции, доносится деповский гудок — очередную смену сзывает. Удивился Карпо: раньше, кажется, сюда и не слышно было. Другой поставили, что ли, сильнее. Гудит так тревожно и долго, вынимает Карпово сердце.

На другой день подался в депо. Но его не взяли — места не было. Поступил временно в путейные ремонтники. Временно, временно, да так до самой пенсии и оттрубил на путях. Сначала простым рабочим, потом в бригадиры выбился.

Виноградный хмыз

Летит время, мчится быстротечное. Год за годом, год за годом… Сначала удивляешься седине в висках ровесника, потом с тоскливой грустью узнаешь, что твоя соученица стала бабушкой. Присмотришься — ан и сам уже сед и лыс, и дочь твоя уже стесняется звать тебя папой, а называет снисходительно-шутливо — «старик» или «предок» и в один прекрасный день приводит в дом парнишку и говорит:

— Это мой знакомый — Гена. Мы учимся на одном курсе, любим друг друга и хотим пожениться.

О, время, время! И что за штука такая, это время? Оно и радует, оно и печалит; оно молодит, оно же и старит; оно дает силы, оно же и обессиливает; оно врачует, и оно же убивает. Время — это бог, всесильный, всемогущий, всеобъемлющий. Все и вся подвластно времени.

И только, кажется, один Карпо ему не подвластен. Правда, я его давно не видел, о последних делах его знаю лишь из писем матери. Знаю, конечно, далеко не все, запомнилось то, что удивило. Но и этого достаточно, чтобы сказать: «Карпо живет! Карпо борется! Карпо не сдается!»

Судите сами. Вот документ: