— Вот неугомонный, — усмехнулась добродушно Ульяна. — Хлебом не корми, на край света побежит, только дай что-нибудь сделать. Ото Неботов — такой же заполошный, — кивнула она на дом через дорогу. — Все что-то делает, делает, и там успевает, и там. Детей, наверно, душ десять наплодили — всех в люди выводят. Ночью сторожует, днем бежит в лесхоз — лес сажает. Я дак и не знаю, спит он когда-нибудь. Вот мужики наши русскаи… Двужильные они, што ли? Ну, такие ж работящие, такие работящие!.. И за што ни возьмутся — сами докумекают и сделают. — Вспомнив что-то, засмеялась Ульяна, закрутила головой. — Я тут как-то своему сказала: «И што б тебе, Карпо, на инженера выучиться? Ей-бо, ты был бы космонавтом». Пошуткувала. А он рассердился: «А на земле кто работать будет? Шо я, руками мало пользы делаю? Или, может, я иждивенцем у государства на шее сижу?» Обиделся. Вот чудак-то…
— Федь, глянь, никак Василь до Павловной приехал? Вон по двору ходит. А ее ж дома нема. Вот будет горевать — не встретила сыночка. А он, наверное, не знает, где и ключ-то она хоронит. Пойду, а вы тут сами. — Неботова набросила на плечи мужнину телогрейку, накинула платок на голову, побежала.
Многочисленная детвора сыпанула от стола к окнам, отпихивая друг друга, прилипла лбами к стеклам. Неботов положил ложку и, вытирая шершавой ладонью обветренные губы, тоже подошел к окну.
— Па, а кто там?
— Мать же сказала: сын к бабушке Нюше приехал.
— А где он был?
— «Где, где», — мягко заворчал отец. — Будто не знаете. Где наш Терешка?
— У городе. Так Терешка там живет и работает.
— Ну и он, — Неботов кивнул на окно, в которое был виден дом стареющей в одиночестве вдовы Павловны.
Пустой двор ее, без обычных пристроек — сараев и сараюшек, без стожков сена и навозных куч, без ворот, просвечивал насквозь. Летом его затеняли развесистый клен и несколько деревьев белой акации.
Теперь деревья голы, почки еще не проклюнулись, и вся усадьба выглядит необжитой, заброшенной, и человек, слоняющийся по двору, кажется чужим, случайным. Дети обсуждают одежду и каждый шаг гостя. Им в диковинку его черный блестящий дождевик — «как клеенка». Особенно детально обговаривается берет на его голове: «Чудная кепка какая-то: тоже из клеенки и без козырька. На бабу похож».
— Па, а он что, тоже в Донецке живет?
— Да нет! — решительно возражает единственная среди ребят девочка. — Он в Москве аж. Правда, пап?
— Правда, — неохотно отзывается отец: он о чем-то думает, и дети мешают ему.
— А, я знаю! — обрадованно тянет кто-то. — Это тот, что заметки в газету сочиняет! Тот, па?
— Да.
— Я читал одну заметку! — В голосе полно гордости и торжества.
— Чи-итал! — возмущается почему-то девочка. — Где ты читал?
— Читал! Бабушка Нюша маме показывала газету. Вот такая заметка, большущая. Про шпионов, которые границу переходили.
— Ну ладно, будя вам, — пресек спор Неботов.
Ребята притихли, смотрят, шушукаются.
— Па, а че он по ставням лазит?
— Ключ, наверное, шукает. — Неботов, проследив, как его жена, широко ступая и прыгая с кочки на кочку, перебралась через раскисшую дорогу на другую сторону улицы, отошел от окна. Открыл средний ящик комода, сунул глубоко под белье руку. На ощупь выбрал трешку, позвал самого большего: — Коль, оденься, сбегай на Баню, пока открыто.
Мальчишка нехотя оторвался от окна, по-деловому возразил:
— А рази она мне даст?
— Даст. Скажи, до Павловной сын приехал — дядя Вася. Она знает. Даст. Беги. А ты, Валь, со стола быстренько убери, посуду помой да пол подмети. А вы, Серег, Гриш, Вань, игрушки свои куда-нибудь приберите. Разбросали — пройти негде. Сколько можно говорить! Федор, поросенку вынеси.
Отхлынули от окна, засуетились ребятишки. Хлопнув дверью, первым побежал в магазин Коля. Выскочив за ворота, тут же вернулся.
— Па, а какую брать?
— Не знаешь, что ли? Белую.
Понял, помчался.
Федор сунул руку в помойное ведро, стал мять еще теплую картошку. Дух свиного варева распространился по всему дому.
Неботов поморщился:
— Да там помял бы!.. В сарае места мало, что ли…
Подхватил ведро мальчишка, потащил к двери:
— А корову поить?
— Не надо. Уже поил.
— Па, а что он, к нам придет? — спросила Валя.
— Не знаю. — Неботов выдвинул самый нижний ящик, достал желтые с красным отливом широконосые туфли. Крупный белый шов на рантах сверкал магазинной чистотой. Смахнув рукавом невидимую пыль с носков, поставил туфли на пол.
Пошарив по ставням и не найдя ключ в тех местах, куда его обычно прятали когда-то, Гурин решил, что мать взяла его с собой. Потрогал замок — плоский, маленький — и понял: под дождем ему мокнуть не придется: фигастенький замочек он легко откроет гвоздем или куском проволоки. «И хорошо, — успокоил он себя, — посмотрю, как мать живет».