Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

Ф. Солнцев Зерцало царя Алексея Михайловича

На Запорожье Богдана приняли с радостью: тут немало было отчаянных удальцов, прогулявших все свое состояние до последнего гроша, готовых идти хоть в огонь и в воду.

Но не лихой набег для наживы был теперь на уме у Богдана.

«Поругана вера святая, — говорил он с горечью казакам, — отнят насущный хлеб у честных епископов и иноков; над священниками ругаются; униаты стоят с ножом над шеей; иезуиты гонят нашу отеческую веру; над просьбами нашими издевается, глумится сейм!.. В довершение всех мучений предали нас в рабство проклятому жидовскому роду!»

Все, что наболело на душе у русского человека, — все сказалось в словах Богдана. Понятно, как глубоко они западали в душу казакам. Умел Хмельницкий красно говорить, рассказывал он и о своих личных бедах и в заключение сказал:

«К вам уношу душу и тело, укройте меня, старого товарища, обороняйте самих себя; вам то же грозит, что и мне».

«Принимаем тебя, Хмельницкий пане, хлебом-солью и сердцем щирим (искренним)!» — кричали в ответ ему казаки.

Свой замысел Богдан открыл полностью только кошевому да старшинам запорожским, опасаясь, чтобы поляки не узнали преждевременно о том, что он затевает большое дело. Всячески старался он отвести им глаза, писал даже казацкому комиссару и коронному гетману, что бежал, спасая свою жизнь, на которую злоумышлял Чаплинский; что запорожские казаки собираются только с тем, чтобы послать в Варшаву депутацию и просить защиты от обид и насилий. Благодаря осторожности и ловкости Богдана поляки и не помышляли о том, что затевается большое восстание.

Запорожский казак

Восстание на Украине

Хмельницкий отправился в Крым, долго хлопотал у хана Ислам-Гирея о помощи, уверял его, что поляки — общие враги татар и казаков, показал ему королевскую привилегию, из которой хан ясно мог видеть, что король побуждал казаков к нападению на татар и турок; наконец, заявил, что готов оставить сына своего заложником у хана в доказательство того, что не замышляет ничего дурного против него; по требованию хана даже поклялся на сабле.

Тогда Ислам-Гирей дал разрешение идти с ним перекопскому мурзе Тугай-Бею, и тот с ордой своей последовал за Богданом. Татары остановились, не доходя до Сечи, на реке Бузулуке, а Хмельницкий отправился в кош. Здесь его уже давно ждали. Кошевой собрал огромное число запорожцев, и они, предчувствуя, что затевается что-то важное, с нетерпением ждали, когда им объяснят, в чем дело. 18 апреля 1648 года к вечеру явился наконец в Сечь Хмельницкий; с ним было несколько татар как свидетелей ханской помощи.

В этот вечер дали три залпа из пушек; на рассвете повторили этот обычный сигнал для сбора на раду. Запорожцы стали съезжаться верхом на конях. В полдень довбиш ударил в литавры. Сборище было так велико, что обычное место сходок — майдан, или площадь пред церковью, — оказалось недостаточным: рада собралась за крепостью.

Кошевой изложил громко и ясно пред всей казацкой громадой обиды, какие терпят украинцы от ляхов, заявил, что хан обещал казакам свою помощь, что перекопский мурза стоит неподалеку от Сечи.

Раздались громкие крики:

«Честь и слава Хмельницкому! Пусть он будет нашим головой! Мы все готовы идти и помогать ему до последнего дыхания!»

По приказу кошевого, принесли из скарбницы знаки гетманского достоинства: хоругвь, бунчук, позолоченную булаву с каменьями и серебряную войсковую печать — и, вручая все это Богдану, торжественно провозгласили его гетманом Запорожского войска. Хмельницкий теперь стал законным повелителем запорожцев; однако он признал себя только старшим, а не гетманом: для этого сана нужно было еще признание городовых казаков.

И. Репин Запорожский полковник

Решено было, что восемь тысяч отборных удальцов последуют за Хмельницким и с помощью татар откроют военные действия; остальным запорожцам велено было разойтись по домам, быть всякий час готовыми к походу и ждать приказаний.