Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

Славолюбивый Владислав томился бездействием и своим бессилием и особенно лелеял мечту о большом походе на Турцию. Венецианский посол подстрекал его к войне, обещая помощь Венеции, которая в то время враждовала с Турцией. Владислав думал составить большой союз против нее, привлечь к нему и Москву, но держал все дело в большой тайне, опасаясь, что паны помешают его замыслам. Он думал повести так дело, чтобы война была неизбежна и чтобы сама Турция объявила ее. На тайном совете с несколькими своими сторонниками король порешил дать дозволение казакам напасть на крымских татар и на владения султана и этим вызвать с его стороны объявление войны. Владислав тайно ночью виделся с казацкими старшинами, объявил им, что он восстановит казачество в прежней силе его, побуждал их начать борьбу с Турцией и дал им грамоту (привилегию) со своей подписью с разрешением строить чайки и готовиться к походу.

Паны проведали о затеях короля и на сейме не только не согласились с ним, но даже резко укоряли его за самовольные действия, за приготовления к войне. Король так был огорчен своей неудачей, что заболел. Но грамота его казакам имела важное значение. Нигде насилия и неправды панов не возбуждали такого негодования и злобы, как на Украине, где народ привык раньше к вольности казацкой и с трудом сносил панское иго.

Ф. Солнцев Держава царя Алексея Михайловича

Один случай возмутительного насилия послужил поводом к народному восстанию.

Близ города Чигирина был хутор, которым владел Зиновий Богдан Хмельницкий, сын Чигиринского сотника Михаила Хмельницкого. Богдан обучался в киевской братской школе, а затем был и в иезуитском училище. От природы умный и даровитый, он таким образом получил хорошее по тому времени образование.

Ф. Солнцев Шлем царя Алексея Михайловича

Киевская школа, конечно, укрепила в нем дух православия, а иезуиты развили у него гибкость ума, сообщили ему отчасти свою пронырливость, ловкость и неразборчивость в средствах. Богдан свободно владел латинским и польским языками, а потом освоился с турецким и французским. Окончив свое школьное образование, прошел он и другую школу — военную: поступил в ряды казацкого войска и участвовал в польско-турецкой войне (1620–1621). Здесь был убит его отец, а сам он попался в плен к туркам и два года прожил в Константинополе. Освободившись из плена, Богдан вернулся на Запорожье и не раз потом водил лихие шайки в морские походы на турок. Смелы и удачны были эти набеги: не один десяток турецких галер был пущен ко дну, немало басурман избито было по берегам, а в 1629 году удальцы под предводительством Богдана «окурили мушкетным дымом» сам Царьград, выжгли предместье его. С большой добычей возвращались из своих походов сподвижники Богдана; имя смелого и умного вождя с уважением произносилось на Запорожье. Послужив много лет казацкому делу, или «рыцарской славе», как выражались порой книжные казаки, Богдан вернулся на родину, в Чигирин, получив звание Чигиринского сотника, обзавелся семьей и зажил мирным хозяином на своем хуторе Субботове, доставшемся ему от отца. Но недолго пришлось Богдану наслаждаться мирной жизнью: Чигиринский под староста, пан Чаплинский, личный враг его, давно уж искал случая как-нибудь повредить ему; даже есть известие, что хотел при помощи убийцы погубить его, но злодейство не удалось. Чаплинский, в отсутствие Богдана, напал с вооруженным отрядом на Субботово, завладел им, произвел погром, увез жену Хмельницкого, а десятилетнего его сына так высек за какое-то грубое слово, что тот умер на другой день.

Хмельницкий явился к Чигиринскому старосте с жалобой; тот не оказал ему никакого внимания. Богдан обратился тогда в суд; но там заговорили, что он даже и не вправе владеть хутором, так как у него нет на то документов, и Чигиринский староста может отдать хутор и землю кому захочет.

Оскорбленный Хмельницкий, не находя законного суда, думал было военным способом наказать дерзкого оскорбителя и вызвал его на поединок. Чаплинский принял вызов, но привел с собой трех своих служителей, чтобы вчетвером напасть на своего противника. К счастью, предусмотрительный Богдан, опасаясь коварства со стороны врага, надел панцирь под платье. Это спасло его, и он с такой ловкостью отбивался от злодеев, что обратил их всех в бегство.

«Не все еще забрал Чаплинский, — воскликнул он, — когда есть сабля в моих руках!»

Хмельницкого засадили было в тюрьму, — должно быть, за буйство, но, впрочем, скоро выпустили: прежняя жена его, с которой обвенчался Чаплинский по римско-католическому обряду, упросила нового мужа выпустить заключенного.

Хмельницкий отправился в Варшаву искать высшего правосудия: он все еще верил, что в Польше есть суд и закон, который защитит его.