Родная старина Книга 4 Отечественная история XVII столетия

Хотя сожжение на деле уже употреблялось против богохульников и еретиков и в Новгороде и в Москве, но в законы до Уложения не вносилось: этим постановлением хотели предупредить, очевидно, появление ересей вроде жидовствующих и других.

Во второй главе говорится о государевой чести и как государево здоровье оберегать. Смертная казнь полагается злоумышленникам на жизнь государя, изменникам, бунтовщикам, а также и замышляющим завладеть государством и престолом. В этой же главе говорится об изветах в государственных преступлениях, тут устанавливается страшное «государево слово и дело». Доносивший о каком-либо злом умысле против государя или об измене заявлял, что за ним есть «государево дело и слово»; начинался розыск, «сыскивали всякими сыски», при этом обыкновенно пускалась в дело пытка.

Плохо приходилось по Уложению и доносчику, если он не мог доказать справедливость своих слов: его подвергали тому наказанию, какое полагалось за преступление, в котором он винил другого. Но всякий, у кого только являлось подозрение в чьем-либо злом умысле, кто слыхал если не о «деле», то о «слове», оскорбительном для государевой чести, должен был спешить донести — если кто-либо в этом предупреждал его, то он мог понести кару за недонесение.

Соборное уложение царя Алексея Михайловича

Вся эта глава, которой не было в прежних судебниках, конечно, была вызвана смутами во время самозванцев и междуцарствия, когда совершено было столько преступлений против верховной власти.

Страшно суровое наказание постигало делателей воровских (фальшивых) денег: им заливали горло расплавленным металлом.

Крестьяне Уложением еще более закрепощались, чем прежде: раньше помещику предоставлено было только в продолжение десяти лет отыскивать беглых крестьян, так что те из них, кому удавалось укрыться в течение этого срока, потом могли спокойно доживать свой век у другого помещика. Таким образом, была хоть какая-то возможность уйти от крайне жестокого и несправедливого господина. Теперь же по Уложению срок уничтожался, и помещик мог всегда отыскивать бежавших от него крестьян и водворять их на прежнее место.

Суд в это время попал всецело в руки приказных. Губные старосты мало-помалу теряют значение. В городах вся судебная сила перешла к воеводам и дьякам, зависящим от московских приказов. Все, кому случалось вести сколько-нибудь важную тяжбу, должны были ехать в Москву и тут в приказах искать управы; дело не обходилось без посулов разным подьячим. Дела обыкновенно сильно затягивались, и тяжущимся очень дорого обходилась эта «московская волокита».

Для судопроизводства требовалось, чтобы обвиняющий доказал свое обвинение; если же не было достаточных улик, то иногда предоставлялось решить присягой, причем спрашивали обвиняемого, хочет ли он «взять присягу на свою душу или отдать ее на душу обвинителя». По словам Олеария, на присягавших смотрели с презрением: их долго увещевали не присягать, а если это делалось, хотя бы и в правом деле, то присягавших на некоторое время как бы отлучали от церкви. Олеарий при этом говорит, будто в течение трех лет не позволяют им принимать святое причастие; а если по дознанию оказывалось, что присяга дана ложно, то виновного секли кнутом, ссылали в заточение в Сибирь и позволяли причаститься лишь перед смертью.

Ф. Солнцев Кресло царя Алексея Михайловича

Тот же писатель говорит о мучениях, каким подвергали подсудимых, чтобы вынудить у них признание. Пытка была в те времена и в Западной Европе. Наши предки чаще всего употребляли такую пытку: обвиненному скручивали руки за спину, привязывали к ним веревку и поднимали его к перекладине между двумя столбами, а к ногам привязывали тяжелый брус, на который вскакивал палач. После такой встряски руки несчастного пытаемого выворачивались в плечах и вытягивались, что причиняло невыносимую боль. Мало того, если пытаемый не признавался в вине, то под ногами его раскладывали огонь и несчастный терпел страшные мучения, причем еще задыхался от дыма. Иногда обвиненным сбривали на голове волосы и на выбритое место капали холодной водой, что считалось очень мучительной пыткой. Некоторых, смотря по роду преступлений, били кнутом, жгли им тело раскаленным железом и прочим.

Этот дикий обычай — подвергать обвиненных пытке, — сильно распространенный и в других странах в те времена, указывает ясно на крайне суровые нравы. Считали тогда несправедливым осудить человека, если он сам не сознавался в том, в чем его винили, и, желая вымучить признание страшными истязаниями, нередко вынуждали людей ни в чем не повинных взводить на себя небывалые вины.