Я снова выглянул наружу. Фленниген высыпал что-то из бумажки себе на ладонь. Это было то самое беловатое зернистое вещество, которое я видел утром. Несомненно, детонатор, так как Фленниген насыпал его в ящичек, и, как и в прошлый раз, мое внимание привлекли какие–то странные звуки.
– Еще полторы минуты, – сказал Фленниген. – Кто дернет за бечевку – ты или я?
– Я, – ответил Мюллер.
Он стоял на коленях и держал в руке конец бечевки.
Фленниген, сложив на груди руки, застыл позади с выражением мрачной решимости на лице.
Мои нервы не выдержали.
– Остановитесь! – пронзительно крикнул я, вскакивая на ноги. – Остановитесь, безумные люди!
Они с изумлением отшатнулись. Яркая луна осветила мое бледное лицо, и я не сомневаюсь, что в первое мгновение они приняли меня за призрак.
Теперь я испытывал прилив храбрости, так как зашел слишком далеко, а отступать было поздно.
– Каин был проклят, – воскликнул я, – хотя убил только одного человека! Неужели вы хотите иметь на своей совести кровь двухсот людей!
– Он сошел с ума, – заявил Фленниген. – Время истекло.
Нажимай, Мюллер.
Я спрыгнул на палубу.
– Вы не сделаете этого! – закричал я.
– Не суйтесь не в свое дело, вы не имеете права!
– Имею. Вы нарушаете закон человеческий и божеский.
– Это не ваше дело. Убирайтесь отсюда!
– Ни за что! – воскликнул я.
– Будь он проклят, этот парень. На карту поставлено слишком много, и нам не до церемоний. Я придержу его, Мюллер, а ты нажми курок.
В следующее мгновение я извивался в геркулесовых объятиях ирландца. Сопротивление было бесполезно: в его руках я чувствовал себя младенцем. Он прижал меня к борту так, что я не мог шевельнуться.
– Ну! – крикнул он. – Действуй, он нам не помешает!
Я чувствовал, что стою на пороге вечности. Полузадушенный бандитом, я все же заметил, как его сообщник подошел к роковому ящику, наклонился над ним и снова ухватился за бечевку. Я прошептал молитву, когда он потянул ее на себя. Послышался резкий щелчок, а вслед за ним какой-то странный скребущий звук. Курок опустился, одна из стенок ящика тотчас отскочила и.. из него выпорхнули два сизых почтовых голубя!
Остается досказать немногое, тем более, что мне не очень приятно говорить на эту тему: все это слишком нелепо и позорно. Пожалуй, лучше всего пристойно ретироваться со сцены и уступить место спортивному корреспонденту газеты «Нью-Йорк геральд». Вот выдержка из статьи, опубликованной в газете вскоре после нашего отплытия из Америки.
НОВОЕ В ГОЛУБИНЫХ ГОНКАХ