Родня

От возмущения Наталья Васильевна вытаращила глаза так, что казалось, они вот-вот выпадут и покатятся по столу. Настя с Аллой Владимировной, замерев, наблюдали за происходящим. Ксения не обращала ни на кого внимания. Она с жадностью намазывала на ломоть батона масло, забыв, что не ест мучное.

Кульминация разговора так и не состоялась. Наталья Васильевна решила промолчать и вечером один на один хорошенько отчитать дочку. Позавтракав в тишине, всё семейство направилось к выходу, так и не удосужившись посетить ванную комнату.

Захлопнув за Филипповыми дверь, Алла Владимировна с облегчением вздохнула. Но, как оказалось, рано. Оглядевшись по сторонам, она обречённо опустила руки: всё было перевёрнуто вверх дном. Кровати не заправлены, вещи валялись по всем углам, разбросанная по столу косметика, помятая одежда, торчащая из сумок, — Алла Владимировна схватилась за голову.

— Лень — страшный грех, — сказала она и аккуратно сложила валявшийся на полу свитер Ксении.

— Отстаньте от меня! — Ксения ворвалась в квартиру, как вихрь. — Вы слушаете какого-то дурака, а мне не верите! Со мной всё в порядке! Я здорова!

В дверях показались Владислав и Наталья. Александр Петрович зашёл в квартиру последний. На вопросительный взгляд супруги он лишь развёл руками:

— Дела семейные. Пока не попросят, не вмешиваемся.

— Золотое правило. Если бы все о нём помнили — ссоры сошли бы на нет. Что-то серьёзное?

— Ксения поругалась с целителем. Начала доказывать ему, что он не прав. А тот поставил ей какой-то серьёзный диагноз! Вот они и хотят, чтобы она походила к нему на сеансы, очистилась, так сказать, — Александр Петрович поочерёдно поднимал крышки кастрюль, изучая содержимое. Облизнувшись, он несчастными глазами посмотрел на супругу.

— Поняла, поняла. Уже собираю на стол! — улыбнувшись, сказала она.

— Кстати, Владу и Наташе он тоже поставил диагнозы. Наташа чуть ли ни одной ногой в могиле.

— Какой кошмар! — Алла Владимировна замерла с черпаком в руке. — И что делать?

— Будут ходить на эти сеансы. Он им должен что-то там почистить, — Александр Петрович улыбался. — Я в это всё не ахти как верю. Ты знаешь, мой девиз: живи по совести и по чести! Тогда и к целителям бегать не надо. А если ты к матери приехать на выходные хотя бы раз в квартал не можешь, то о чём говорить! Я ему намекал: мол, брат, ты не там ищешь, но он меня не слушает. Твердит, как мантру, что его сглазили, что энергетика плохая. В общем, чушь! — полковник сел за стол, нетерпеливо стуча ложкой.

— Ты не будешь всех ждать?

— Они надолго! Ты что, не слышишь?

Из комнаты доносились взволнованные голоса родителей и истерические возгласы дочери. Александр Петрович обмакнул усы в только что приготовленный рассольник.

— Вот оно, счастье! Суп, сметана, хлеб и Алчонок, — он с аппетитом отправлял ложку за ложкой в рот. — А они чем занимаются? Ерундой, одним словом, ерундой!

Глава 5

«Священнее матери и отца лишь Бог».

На улице только начинало светать. Первые лучи солнца пронзали облака, стараясь обогреть замёрзшую землю. Декабрь полноценно вступил в свои права. Сугробы по колено, шапки снега на макушках деревьев и электрических столбах, и сосульки, как гирлянды, ровными рядами висящие по периметру дома.

Иван Фёдорович сидел на крыльце и курил сигарету. Табачный дым не грел его, но кружась вокруг лица, создавал иллюзию тепла. Потёртая телогрейка уберегала его немощное тело от морозов уже лет пятнадцать, а то и все двадцать. Он проснулся около пяти утра. Ночной сон был прерывистым и тревожным. Иван Фёдорович ждал этого утра уже четыре года. Каждый день он просыпался в надежде, что, возможно, именно сегодня приедет его блудный сын. И вот этот день настал.

Запахнув посильнее телогрейку, Иван Фёдорович снова потянулся за сигаретой. Он давно так сильно не волновался.

«А вдруг сын зайдёт в дом и не улыбнётся, — размышлял он, — или не спросит “как дела?”, или внучка не узнает меня? — он замер с сигаретой в руке. — Сколько лет она не приезжала к нам? Десять или двенадцать? Эх, родители, сами не зная, вы согрешили так, что не отмолитесь».

Входная дверь приоткрылась. Тамара Ильинична, накинув пуховый платок, вышла на крыльцо.

— Ну, что ты сидишь, мёрзнешь?

— Нормально всё, — махнул он рукой.

— Они всё равно приедут не раньше двенадцати. Отморозишь всё, на крыльце сидя.

— Иди в хату. У тебя что, дел мало? Ты еды наготовила? Чем сына будешь кормить? — Иван Фёдорович забросал жену вопросами.

Тамара Ильинична отмахнулась от него рукой и закрыла дверь в дом. Несомненно, она была рада приезду сына, но простить его так и не смогла. Настолько лет выпасть из жизни семьи и не привозить внучку — эти поступки неподвластны ни логике, ни совести.