Родня. Жизнь, любовь, искусство и смерть неандертальцев

Контакты в эпоху плейстоцена вполне могли напоминать то, как ведут себя с незнакомцами бонобо. По своей природе бонобо более дружелюбны: в отличие от шимпанзе, они склонны к связанной с высокой эмпатией у приматов заразительной зевоте при виде чужаков, как и мы. Они более открыты к позитивным контактам с другими группами; у них неизвестны случаи патрулирования границ территории и убийств тех, кто не является членом группы. Пожалуй, нам стоит задаться вопросом, почему идея об увлеченных друг другом партнерах, которыми движет желание и даже эмоциональная привязанность, считается более неправдоподобной, чем другие объяснения.

Наверное, уместно будет упомянуть о том факте, что каким бы образом ни были зачаты гибридные дети, их оставляли и растили. По-видимому, чаще всего младенцы оставались с матерями, их кормили, мыли, согревали. И любили. Эти дети смешанного происхождения росли, впитывали культуру, в которой они родились, и рожали собственных детей.

Наследие

Наследие тех младенцев, которые становились родителями, затем бабушками и дедушками, и так еще много раз, состоит в том, что на одну пятую — а возможно, даже наполовину — великий генетический рецепт, благодаря которому неандерталец является неандертальцем, сохранился и сегодня. Хотя в лучшем случае всего 2–3 % генома любого ныне живущего человека неандертальские, это все же значительное количество. Можно ли проследить биологические или даже психологические последствия их наличия?

Реальное количество генов, о котором мы говорим, ничтожно мало, а в ходе естественного отбора большая часть того, что приходило с каждой фазой гибридизации, безусловно, исчезла. Тем не менее гены неандертальцев (и денисовцев) составляют существенную долю небольшой «активной» части нашего генома. Кое-что из этого почти несомненно принесло нам пользу.

Это самая передовая отрасль науки, а потому современные знания о значении скрещивания для нашего тела, здоровья или даже разума пока обрывочны. Исследования, сопоставляющие неандертальские элементы в генетике индивидов с их физиологией, дали основания предполагать, что с ними связаны проблемы в системе пищеварения, инфекции мочевыделительных путей, диабет и повышенная свертываемость крови.

Очень хочется объяснить это с точки зрения теории эволюции, но ученые пока делают лишь первые шаги к пониманию того, каким образом конкретные гены функционируют в нас, не говоря уж о том, как работали их архаичные версии. Важно также не забывать, что, как и наш собственный геном, многие неандертальские гены копировались в произвольном порядке и были потенциально нейтральными по своим последствиям.

Однако в некоторых случаях унаследованные нами в итоге гены могли сыграть какую-то роль в отношениях с незнакомым евразийским миром, в который попали Homo sapiens. Без сомнения, расселявшиеся популяции сталкивались с незнакомыми патогенами — в том числе и с бактериями. Современные люди с двойной наследственностью — от неандертальцев и денисовцев, — похоже, «предпочли» неандертальскую версию некоторых генов, обеспечивающих защиту кожи от инфекций. Аналогичным образом, ген, защищающий нас от бактерий, вызывающих язву желудка, происходит и от неандертальцев, и от денисовцев, а люди с двумя неандертальскими версиями обладают повышенной сопротивляемостью.

Евразия создала и другие проблемы Homo sapiens, ведь в их распоряжении не было сотен тысячелетий на то, чтобы приспособиться к пониженному уровню УФ-излучения и сезонной темноте в зимний период. Население Восточной Азии и Европы унаследовало неандертальские версии генов кератина, ответственных за структуру волос, ногтей и кожи. Возможно, они оказались более полезными, чем формы, которые вырабатывались у нас в тропических условиях. С другой стороны, у неандертальцев была различная пигментация волос и кожи, поэтому все было не так просто. Кроме того, мы унаследовали от них гены биологических часов организма. Наверное, поэтому циркадные ритмы тесно связаны с продолжительностью дня и уровнем освещенности. Возможно, неандертальцы передали нечто такое, что позволило Homo sapiens выдерживать особенно длинные, темные зимы.

Серьезной проблемой было привыкание к холодному климату. Даже если тело защищала одежда, неандертальская генетика тоже могла нам помочь. Часть их наследственности, сохранившейся в нашем геноме, связана с метаболизмом, а следовательно, и с теплообменом. Один из генов влияет на то, каким образом жиры попадают в клетки; его современные носители подвержены более высокому риску диабета II типа. Но у охотников-собирателей он, возможно, обеспечивал регуляцию энергетического обмена и помогал выживать в условиях голода. Подобное объяснение может быть и у наличия генов, способствующих увеличению жировой массы и ответственных за пагубные привычки. Когда-то они, вероятно, помогали потреблять обеспечивающую хорошее самочувствие жирную пищу.