Родник

Но тут другие пионеры — и Владик, и Лёня, из-за которого весь сыр-бор загорелся, и Игорёк, и Костя — все стали просить:

— Кира Петровна, простите его… Он маме обещал…

Кира Петровна молча смотрела на ребят.

Вчера, после катка, она всю дорогу думала о своём пятом «Б». Действительно ли это единый, дружный класс или просто комната, где каждый день собираются тридцать три отдельных мальчика, каждый сам по себе?

И теперь, глядя на пионеров, она думала: нет, это не просто комната, где каждый сам по себе, это именно единый, дружный класс.

— Вот что, мальчики, — сказала она. — Вы говорите: простить Петю. Хорошо! Но ведь урок он нам сорвал!

— Я больше не буду! — подал голос Петя.

— Верю, Петя. Но всё же урок ты сорвал! Вот ты говоришь: мать у тебя одна из лучших ткачих. А ты бы спросил у неё, как она стала лучшей. Уж конечно, она у себя в цехе каждую минуту рассчитывает, каждую секундочку. А ты нам целый урок сорвал!

— Так то в цехе… — сказал Петя.

— А вы разве не в цехе? — подхватила Кира Петровна. — Класс ведь, если хотите, тот же цех.

— Ну да, где же… Там у них план есть, в цехе, — сказал Петя.

— И у нас есть план, — ответила Кира Петровна. — Это наша программа, которую нам с вами надо выполнить. Вот она. — Кира Петровна достала из сумочки и показала ребятам программу для пятых классов по географии. — Видите, вот он, наш план.

Петя не уступал:

— Кира Петровна, там, в цехе, продукция есть.

— Видишь, какие ты слова знаешь! «Продукция»! У нас тоже есть продукция. Культурный, знающий человек — вот наша продукция.

Ребята стали вполголоса переговариваться.

— Решим так, — сказала Кира Петровна. — Я прошу Ерошина, если мы все останемся ещё на час и пройдём то, что мы по его милости пропустили. Нам надо нашу программу выполнять!

— Да мы хоть на два урока останемся! — крикнул сразу повеселевший Петя.

Владику не хотелось сегодня задерживаться, но делать было нечего.

В коридорах уже заливался звонок, когда Кира Петровна подошла к Пете, взяла его табель, зачеркнула тройку и подписала: «Исправленному верить».

За дверью стоял шум. Все классы расходились по домам. Один только пятый «Б» оставался на месте. Все внимательно слушали Киру Петровну, которая тихим, усталым голосом рассказывала ребятам о раскалённых недрах Земли.

Семнадцатая глава. Метель

Так из-за Пети Ерошина Владику не удалось пойти к Тате сразу после школы. Было поздно, пришлось пойти домой пообедать, потом надо было приготовить уроки. В общем, он выбрался из дому только к вечеру.

Мама не хотела его пускать:

— Куда ты пойдёшь на ночь глядя? Смотри, какая метель поднялась.

Владик прислушался. За окнами монотонно гудел декабрьский ветер.

— Ничего, мама! Тут рукой подать. Я на полчасика, не больше.

Он вышел на улицу. Ветер накинулся на него и стал забрасывать хлопьями мокрого снега. Владик шагал, низко пригнув голову, словно хотел боднуть кого-то.

Когда он добрался до ворот с вывеской «Музей имени Пятого года», он был весь облеплен снегом, точно дед Мороз.

— А я уж думала, опять обманешь, не придёшь, — сказала Тата, впуская Владика в тёплые сени. — Проходи, раздевайся! Постой, снег смахни!

Она взяла стоявший в углу веник и принялась обмахивать Владиковы чёрные валенки. На ней было клетчатое платье с пояском и серый платок, уголок которого тянулся по полу.

— Пусти, я сам! — сказал Владик, отнимая у Таты веник.

Он повесил пальто и прошёл в комнату.

Сам он жил в большом каменном корпусе, поэтому ему непривычно было видеть низкий потолок, крашенный масляной краской пол, большую белую кафельную печь…

— Садись, пожалуйста, вот сюда, — сказала Тата, как настоящая гостеприимная хозяйка.

Владик прошёл по полосатому половичку, похожему по расцветке на Татины варежки, сел на тугой клеёнчатый диванчик и положил на колени красные, озябшие руки.

Тата, подбирая повыше платок, спросила:

— Принёс?

— Ох, совсем позабыл!

Владик побежал в сени, достал из пальто завёрнутый в газету кинжал и вернулся в комнату:

— Держи!

Тата развернула газету и крикнула:

— Дедушка, он пришёл! Смотри!.. Дедушка, принёс!

Из соседней комнаты вышел дедушка — тот самый невысокий коренастый дедушка с желтовато-седыми, прокуренными усами, которого Владик видел в кино. Он протянул Владику широкую ладонь:

— Будем знакомы, молодой человек! Почтенье… Не замёрз? А то нынче пробирает.

Владик встал:

— Нет, ничего… Спасибо!

— Ну-ка, покажи-ка, чем ты нас порадовал!

Дедушка взял из Татиных рук старый кинжал и стал его рассматривать, не приближая к глазам, а, наоборот, отдаляя:

— Так. Подходящая вещь! Где, говоришь, нашёл?

— Там, в Детском парке. Где мы деревья сажали…

— Так-так… — Дедушка взял со стола большую лупу и повёл ею поверх кинжала. — Очень хорошо… Чем же тебя отблагодарить?

— Что вы, ничего не надо! — смутился Владик. Ему стало жарко. Правда, в комнате было сильно натоплено. От кафельной молочно-белой печи так и несло жаром.

— От души спасибо тебе, пионер! — Дедушка снова потряс Владикову руку. — Посиди тут с Таточкой, а я внесу твой подарок в инвентарную книгу. Как тебя звать-величать прикажешь?

— Владлен Ваньков… ну, то-есть просто Владик.