Родники рождаются в горах

— А ты разве не знаешь, как он вступил в спор с аллахом и тот наказал его? — спросила Халимат, лукаво поглядывая на мужа.

— Нет, первый раз слышу.

— Ну расскажи ей, Садык.

— Что тут рассказывать? — и Садык лениво откинулся на стог сена за спиной. — Видишь, Сидрат, как эти женщины издеваются надо мною. — Он протянул ей кувшин с бузой.

— А все-таки, Садык, — настаивала Сидрат, принимая кувшин.

— Да шутят они. Просто я прилег отдохнуть во-он под тем деревом, — он показал в сторону колхозного сада, — ну и говорю, почему на могучем дереве растут мелкие плоды, а вот на тонких стеблях, что по земле стелются, — такие огромные тыквы. Видно, аллах ошибся. Только я так сказал, как с дерева упала груша и ударила меня вот здесь. Тогда я понял, что велика мудрость аллаха. Видно, и он в свое время получил по лбу, вот и развесил на большом дереве мелкие плоды. Ведь если бы на грушевом дереве росли тыквы, несдобровать бы моей бедной голове.

— Ой, не могу, — причитала Халимат, вытирая косынкой слезы. — Тебе, Садык, видно, всем придется рассказывать этот случай, а то пойдут хабары, что это я тебя избила.

— Мы с ней в жизни только раз и поссорились, и то это стало известно всему аулу, — ворчливо сказал Садык.

— Что-то я не знаю. Забыла, наверное, — заинтересовалась Сидрат, предвкушая новую забавную историю.

— В молодости, — начал Садык, — Халимат моя, ох, и ревнивая была. Да и то правда, парень я был хоть куда, девушки на меня заглядывались. Поехал я однажды на базар, а Халимат дома оставил. Смотрю, красивая девушка продает шкурки каракуля. Мне хоть и не нужен был каракуль, но девушка-то красивая. Стою я и смотрю на нее, а делаю вид, будто — на шкурки. Вдруг кто-то как завизжит за спиной. Оглянулся — а это моя Халимат. Еле увел ее с базара. Стыдно было перед людьми, честное слово. Приехали домой, а она и глядеть на меня не хочет. Собрала вещи в узел и заявляет, что уходит к родителям. Ну, день прошел, два прошло — гляжу, моя Халимат все дома, но ко мне не подходит и спать отдельно ложится. Мне уже начало это надоедать. Тьфу, думаю, связался с глупой бабой, как вдруг ночью Халимат сама прибежала ко мне, дрожит вся и ко мне жмется. Ну, думаю, истосковалась по мужу, бедняжка. «Аллах, видно, бросил тебя в мои объятья, радость моя», — шепчу я ей. «Вор, вор», — шепчет она, дрожа.

И тогда я услышал в доме какие-то шорохи и сообразил, что к нам забрался вор. Конечно, немножко обидно мне стало, что не по доброй воле пришла она ко мне, но все-таки радость верх взяла. «Эй, вор, — закричал я. — Ты вернул мне жену — бери в моем доме, что хочешь!» Вор, вы сами понимаете, не заставил себя ждать: схватил узел, приготовленный Халимат, — только его и видели. С тех пор Халимат со мной больше не ссорилась. Поняла, глупая, что ссора ей дорого обошлась».

Когда на белой тряпице, расстеленной на траве, не осталось ничего, кроме пустых мисок, одна из женщин, обращаясь к молоденькой девушке, попросила:

— Спой что-нибудь.

Та раскраснелась, опустила голову.

— Целый день покоя не было от твоих песен, а теперь молчишь. Спой для доктора.

Девушка вскинула подбородок: напряглась ее тонкая шея. Она посмотрела в небо, будто ища там жаворонка. Песня широко разлилась над полем. Сидрат слушала тихо, вспоминая свое. Потом поднялась с колен, стряхнула прилипшие травинки, простилась с женщинами и пошла к себе. А песня все звенела, как тот жаворонок, все летела вдогонку, провожая до самого аула.

На углу она увидела маленькую фигурку. Это была Джамиля. Она прыгала на одной ноге, а увидев Сидрат, бросилась к ней:

— Тетя Шидлат, тетя Шидлат. Завтра Ашият едет в город на доктора учиться. Она будет, как ты. Мы с папой остались дома, — скороговоркой говорила она. — Я тоже скоро в школу пойду. А вон папа идет. — Она протянула палец в ту сторону, откуда шел Гусейн.

Он шел быстро, размахивая одной рукой: пустой рукав был аккуратно заправлен в карман пиджака. Он подошел и ловко, одной рукой подхватил девочку.

— Ты опять на своем наблюдательном пункте? — обратился он к дочери, а потом к Сидрат; — Все к тебе бежит… Ты стала раньше возвращаться. Что, больных мало?..

— Ты, Гусейн, не менее наблюдателен, чем Джамиля, — покраснела Сидрат.

— Зато ты совсем не наблюдательная, — заметил Гусейн.

— Сейчас мне легче стало. У меня есть помощница.

— Асият так благодарна тебе, Сидрат, что ты помогла ей поехать учиться.

— Я тут ни при чем, Гусейн. Не я за нее экзамены сдавала.

— Да, взрослые дети улетают из гнезда.

— Как улетают? — вмешалась в разговор Джамиля. — На крылышках? — она весело помахала руками, изображая крылья. — А я тоже улечу?

— Обязательно. Мы тебя на Луну отправим, — засмеялась Сидрат, трогая ее тонкие мягкие волосы.

— Ну, что мы тут стоим? Пошли к нам. Асият такой обед сготовила на прощанье… пальчики оближешь.

— Разве у меня два желудка? Я только что с поля. Косари так накормили, три дня обедать не смогу.

— На косьбе сейчас, как на свадьбе. Весело, — сказал Гусейн и почему-то вздохнул.