Жуковский отмечает, что русская литература «едва начинает выходить из младенчества; оригинальных русских книг весьма немного (я говорю об одних хороших), зато какое множество переводов, и каких переводов!.. они совершенно никакого не имеют сходства с подлинниками. Что же делать критику посреди сего наводнения, в котором утопает наша несчастная словесность?.. Но я и рассматривание вздорных книг, за неимением хороших, не почитаю совсем бесполезным. Критика может быть у нас приготовлением к хорошему».
И он сам начал это дело «приготовления к хорошему», критикуя в обстоятельных статьях переводные драмы и повести, пытаясь осмыслить и литературный опыт восемнадцатого столетия — например, в большом критическом очерке «О сатире и сатирах Кантемира».
Жуковский печатал в своем журнале стихи Дмитриева, Василия Пушкина, Гнедича, Батюшкова, Державина, Дениса Давыдова, Вяземского. Вяземский впервые выступил в печати именно в «Вестнике Европы» — в первый год редактирования его Жуковским; это было «Послание к Жуковскому в деревню». Вяземский — спустя много лет — вспоминал, что в этом послании «почти все стихи сплошь и целиком переделаны Жуковским».
«Московские записки», которые Жуковский вел в журнале в 1809 году, посвящены гастролям в Москве великой французской актрисы Жорж.[83]
Она играла во французских трагедиях, на французском языке. Жуковский внимательно проанализировал ее игру в «Федре» Расина, «Дидоне» Помпиньяна и «Семирамиде» Вольтера.И еще Жуковский печатал в «Вестнике Европы» свои статьи на темы нравственности — например, «Кто истинно добрый и счастливый человек?» («Один тот, кто способен наслаждаться семейственною жизнию», — говорит автор). Александр Тургенев писал ему: «Ты опять свел на счастие семейственной жизни и опять пленяешься и пленяешь других изображением того счастья, которое должно быть заключено в мирной обители. В награду за столько прекрасных описаний семейственной жизни я желаю тебе от всего сердца, чтобы ты насладился сим счастьем и нашел около себя вселенную со всеми ее радостями».
5
Однако, несмотря на то, что журнал Жуковского был необыкновенно читаем, начальство — особенно университетское — было недовольно: слишком много в нем было, на их взгляд, «свободных» мнений. Да и отдел политики начальству не нравился, несмотря на то что и сам Жуковский свел его почти до сухой хроники. Пошли доносы в Петербург, возникли цензурные препятствия… Начались толки о том, что в редакторы снова хотят взять Каченовского, при котором «Вестник» хотя и сделался довольно бесцветен, но — для удовольствия начальства — был тих и благоприличен. С другой стороны владелец журнала не хотел терять доходов и не соглашался на отставку Жуковского. Все это вылилось в компромиссное решение: в мае 1809 года Каченовский стал вторым редактором, а с августа того же года был закрыт отдел политики.
…1 апреля 1809 года Маше Протасовой исполнилось шестнадцать лет. Жуковский, живя в Москве, посылал ей книги, альбомы для записей и рисования; однажды послал коробку английских акварельных красок, и Екатерина Афанасьевна ответила ему: «Нельзя изъяснить, как Маша утешилась твоим письмом и ларчиком с красками. Она даже вышла из своего характера и при гостях прыгала и визжала от радости». Ко дню рождения Маши в 1808 году Жуковский напечатал в «Вестнике Европы» свою сказку «Три сестры (видение Минваны)», где он дал Маше романтическое имя Минваны. В апреле 1809 года Жуковский напечатал в журнале «Песню», перевод известной тогда французской песни д'Эглантина[84]
— правда, без посвящения Маше, но с датой: «Апреля 1».Иногда Жуковский поручал Маше и Саше перевести что-нибудь для журнала. Сестры Юшковы тоже делали кое-какие переводы для «Вестника Европы». Вот пишет Жуковскому Анюта Юшкова: «Очень рада, что работа моя вам понравилась. Каких ей еще почестей надобно, когда она в руках ваших… Во вторник пошлю к вам еще главу своего перевода».
Авдотья — Дуняша — теперь жила в Долбине, в нескольких верстах от Мишенского, в имении своего мужа — Василия Киреевского, но и там она не теряла связи с родными, приезжала в Белев, виделась с Протасовыми, переписывалась с Жуковским. Она тоже делала прозаические переводы для «Вестника». Жуковский всех заставил трудиться.
«Вестник всех нас восхищает; прекрасно! прекрасно!» — писала Жуковскому Екатерина Афанасьевна Протасова.
Как только Каченовский сделался вторым редактором журнала, Жуковский стал подумывать об отъезда в Мишенское. Хотя бы на лето. Не в Белев, так как белёвский дом был уже продан. И вот в мае 1809 года Жуковский перенес свой редакторский кабинет во флигель имения Буниных, в ту достопамятную комнату, где еще немец-портной — любитель кузнечиков — ставил его коленями на горох.