Родной берег

– Даже представить не могу. Знаю, что так нельзя, я могу думать лишь о том, что вы с Эдом живы.

– Почему же нельзя? Человек так устроен. Невозможно переживать обо всех.

– Знаешь, Ларри? – Китти схватила его за руки и прошептала, будто делясь сокровенным: – Я буду любить моего малыша крепко-крепко.

12

В первые дни июня дождь то и дело сменялся солнцем. В косых лучах раннего утра васильки в заброшенной части сада горели синим огнем. Светомаскировочных штор в спальне не было – летом свет можно не включать до самой ночи.

Китти, как обычно, проснулась рано, разбуженная детским плачем. Почему малышка не способна просыпаться тихо? Всякий раз она пробуждалась в своей кроватке с тревожным криком, будто испугавшись, что все ее бросили. Китти тут же вскочила и взяла дочку на руки.

– Тихо, тихо, моя милая. Не плачь, милая. Мама здесь.

Сев на кресло с высокой спинкой, она расстегнула ночную сорочку. Найдя сосок, малышка успокоилась и зачмокала. Китти прижимала ее к себе, гладила по легким волосам, ощущая кожей ее горячее крохотное тельце – девочке не было и месяца.

– Ты моя малышка, девочка моя, моя единственная кроха. Мама будет тебя любить всегда-всегда.

Эти ранние утра стали для нее бесценны. Китти понимала, что они никогда больше не будут столь близки. В те дни они полностью растворялись друг в друге, она была для дочурки всем: питала, согревала, защищала, окружала любовью. В благодарность крошечное создание поселилось в ее мыслях и в доброй половине снов.

Ее назвали Памелой в честь бабушки Китти. Когда пришла пора выбирать имя, мать спросила, как зовут женщин в семье Эда. И Китти поняла, что не знает. Не знает слишком многого.

– Папа к нам обязательно вернется. Ты ведь будешь его маленькой принцессой, правда? А он будет тебя любить больше всех на свете!

Крошка Памела наконец наелась и заснула. Китти залюбовалась на нее: голубоватые тени на веках, яркие, словно утро, щечки, хорошенькие губки, подрагивающие во сне. Она поцеловала ее, зная, что не разбудит, и осторожно опустила в кроватку.

Китти, тоже проголодавшись, босиком отправилась на кухню и подняла тяжелые светомаскировочные шторы. Солнце хлынуло в знакомую с детства комнату, засверкал белый кафель на стенах, а на выскобленный кухонный стол легла золотая полоса. Взяв железный крюк, Китти открыла заслонку кухонной плиты «Рэйберн», бросила в топку горсть углей, открыла поддувало и поставила чайник.

В кладовке, до войны всегда забитой вкусной снедью, теперь стояли банки с маринованной капустой и яблочным чатни и лежала картошка с приставшими комьями земли. Мать пристрастилась выращивать овощи – «Без лука не проживешь». В мирное время Китти отрезала бы себе кусок оставшегося с вечера пирога с телятиной или знаменитой материной имбирной коврижки, тугой и маслянистой. Нынче же – лишь тонкий ломоть хлеба без масла – продуктовых карточек на следующую неделю еще не выдали.

Китти поставила на плиту кастрюльку овсянки, досадуя, что забыла замочить крупу с вечера. Заварила чай. В кладовке оставалось молоко, положенное ей как кормящей матери.

Овсянку Китти подсластила ложечкой драгоценного, сваренного еще до войны ежевичного варенья. В трубах зашумела вода – это мама проснулась в спальне наверху и открыла кран. Вот-вот она спустится сюда, и безмятежному утру настанет конец.

Китти скучала по военной жизни. Скучала по «хамберу». Она была почти готова признать, что скучает даже по войне, ведь здесь, в этом старинном городке, кажется, ничего не изменилось, разве что карточки ввели. Главные дороги по-прежнему пролегают на востоке и западе от города, каналы и железнодорожные пути тоже проходят в стороне.

Вновь поселиться в родительском доме было непросто. Когда беременность подтвердилась и стало известно, что Эд в плену, Китти поняла, что жизнь круто изменилась. Теперь ее дело – растить крошку Памелу и ждать окончания войны и возвращения Эда. Вот тогда они заживут своим домом, все втроем, и Китти больше не придется чувствовать себя обязанной матери.

Вот миссис Тил спустилась на кухню и участливо заворковала:

– Как ты сегодня, голубушка? Я слышала, Памела ночью хныкала, и уже собралась встать и напомнить тебе, чтобы ты не забывала выкладывать ее на животик, иначе она не заснет. Смотрю, хлеб ты не тронула, а ведь я последний кусок специально для тебя оставила. Завтра он все равно уже пропадет. Какое прекрасное утро! Можно бы погулять с Памелой в колясочке. Свежий воздух для таких крошек – это все! Гарольд так любил гулять – прямо плакал, когда мы возвращались домой.

Вестей о Гарольде не было уже несколько недель. Миссис Тил отвела глаза и заморгала, точно от соринки в глазу.