Родной берег

В гостиной посетителя не было. Пройдя на кухню, Китти обнаружила, что дверь в сад открыта. В дальнем его конце стоял человек в военной форме.

Китти шагнула с крыльца с Памелой на руках. Мужчина обернулся на звук шагов.

– Ларри!

Ее переполняла радость, он счастливо улыбался в ответ – без фуражки, рыжие кудри золотом сверкали в солнечном свете, будто нимб. Курносый веснушчатый ангел с тревожными глазами.

– О Ларри! Как чудесно, что ты приехал!

– Разве я не обещал навестить маленькую незнакомку?

Он внимательно смотрел на ребенка. Памела, замерев, тоже не сводила с него внимательных глаз.

– Привет, – ласково произнес он наконец. – А ты красавица.

– Можешь подержать ее, если хочешь.

– Можно?

Ларри ухватил малышку – слишком крепко, как все мужчины, будто боясь выронить, – и принялся укачивать, расхаживая туда-сюда по маленькой лужайке. Китти засмеялась.

– Я что-то делаю не так?

– Нет, нет. Наверное, она немного удивилась.

Памела заплакала, и Ларри поспешно протянул ее Китти.

– Мы часто плачем, – объяснила та.

Оказавшись на руках у матери, крошка тотчас закрыла глаза и заснула.

– К счастью, поспать мы тоже любим.

Ларри сиял.

– Я так рад тебя видеть, Китти! Я бы и раньше приехал. Но ты ведь понимаешь.

– Как твоя рана?

– О, я с этим разобрался. Побаливает иногда, но, как видишь, ноги держат. Работу, правда, разрешают только сидячую.

– Вот и прекрасно.

Китти догадывалась, что мать рвется поговорить с гостем и наверняка уже где-нибудь их подкарауливает.

– Давай пока побудем здесь, – предложила она Ларри. – День просто чудный. Ты не против?

Они уселись на железной скамье у заброшенного сада и разговорились, вспоминая те несколько недель в Сассексе – недель, когда они, все трое, были вместе.

– Будто из другой жизни, а? – вздохнула Китти. – А потом все раз – и оборвалось.

– В том кровавом шоу мы потеряли больше трех тысяч человек убитыми и пленными. Теперь про него не любят вспоминать – а там ведь был сущий ад.

– О Ларри. Иногда мне кажется, что я больше не вынесу. Он вытащил из ранца газету.

– Гляди, что я привез.

Это был номер «Лондон газетт» с указом о награждении Эда. Китти стала читать, но смысл будто ускользал.

Его Величество всемилостиво жалует Крестом Виктории Эдварда Эйвнелла, лейтенанта 40-го диверсионно-десантного батальона морской пехоты. 19 августа 1942 года под шквальным огнем лейтенант Эйвнелл высадился в Дьепе… Около пяти часов… переносил раненых солдат, пересекая открытый пляж под огнем противника… отчаянно рискуя собственной жизнью… спас как минимум десятерых… отринув последнюю возможность покинуть берег… Выдержка и храбрость этого героического офицера никогда не будут забыты…

– Крестом Виктории награждают, если подвиг засвидетельствовали не менее трех человек, – объяснил Ларри. – У Эда больше двадцати свидетелей.

Китти протянула ему газету.

– Нет. Это тебе. И Памеле.

– Я знаю, что он герой, Ларри. – В ее глазах блеснули слезы. – Мне без конца об этом твердят. – Ей хотелось задать тот, измучивший ее вопрос: почему он не сел на ту последнюю баржу и не спасся?

– Он вернется, – заверил Ларри, словно прочитав мысли Китти. – Вы снова будете вместе.

– Он в лагере, в месте под названием Айхштет. Я посмотрела на карте. Это севернее Мюнхена.

– Может, через год, но он вернется домой.

– Еще год, – вздыхает она, глядя на спящую на руках малышку.

– Ну и как тебе в роли мамы? Должен сказать, тебе идет. – О, это ни с чем не сравнить. – Китти покачала головой. – Совершенно небывалое состояние. То плачу без причины, то сердце разрывается от счастья. То чувствую, что мне тысяча лет: скучно, хоть вой, и хочется снова быть юной и беспечной. Но если я потеряю ее, то умру. Как-то так, понимаешь?

– Как не понять.

– Милый Ларри. Как я рада, что ты приехал. Ты надолго?

– Поеду назад после обеда. Меня подбросил парень из военной разведки, есть тут какой-то секретный объект поблизости.

– Так скоро… – Лицо у Китти вытянулось. – Давай не будем говорить о войне.

– О чем ты хочешь поговорить?

– Я наконец добралась до той книги, которую ты мне дал. «Смотритель».

– И как тебе?

– Если честно, не то чтобы захватывает. Наверное, потому что священников вокруг меня и так хватает.

– Тяжеловата, это точно. Что-то вроде морального триллера. Сможет ли добрый, но слабый человек найти в себе мужество поступить по совести.

– Да, это я поняла. Под конец полегче пошло. Но бедный мистер Хардинг божий одуванчик. Ну и, на мой взгляд, Троллоп мог бы придумать для архидьякона наказание посерьезнее. Я ждала, что его публично унизят.